II
Ширяев. — В.К. Васильев. — Ярославский антрепренер Лисицын. — К истории Ярославского театра. — Моя фамилия.
В моей памяти очень свежо сохранились воспоминания о двух «вольных» актерах обширной труппы Обрезкова, — Ширяеве и Васильеве, с которыми я сдружился, несмотря на огромную разницу в наших летах.
Имя Ширяева я позабыл, быть может потому, что оно не было «на слуху», т.е. редко кто называл его по имени и отчеству, а все больше величали «господином Ширяевым». Актером он был безусловно талантливым и во многих трагических ролях не имел соперников, не только на нашей провинциальной сцене, но даже, как говорили, на петербургской, казенной.
Как товарищ, он был неоценим; всегда ласковый, обходительный, добрый. Все искренно привязывались к нему, и он привязывался ко всем, оказывавшим ему расположение… Быть может, он достиг бы славы и значения, если бы не предательская чарка с водкой, загубившая на Руси не одну самородную силу, избыточно наделенную искрою Божьей.
Ширяев был одним из первых приверженцев реализма на сцене и противников ходульности, выражавшейся главным образом в резкой приподнятости разговорной речи, ее неестественной певучести, часто переходившей в завывание, и угловатом манерничаньи. Между тем, актеры того времени весь свой успех основывали почти исключительно на этой ходульности, эффектной и приятной для невзыскательных зрителей, ценивших в актере прежде всего зычность голоса и натянутость, которые, не смотря на всю свою фальшивость, теребили их податливые нервы.
Ширяев не выносил подобных исполнителей, присноравливавшихся ко вкусу публики и невежественно попиравших законы эстетики и естественность. Бывало, указывая на таких актеров, он раздраженно замечал Обрезкову:
— У вас не актеры, а собаки! Вишь как развылись! Вы бы приказали их метлой разогнать!..
А самому актеру обыкновенно говорил:
— Ты кто? Ты собака!
— То есть, как же это вы так…
— И дрянная собака, — не лаешь даже, а воешь…
Но все его замечания и указания оставались, разумеется, гласом вопиющего в пустыне. В понятиях тогдашних театралов никак не укладывалось чувство сценической правды.