Судьба одной дворянской семьи... - 63

Во время своего пребывания в тюрьме Затворниц, тетушка составила план удалить меня из Лиона. Не имея более никакой надежды за себя и вполне отрекшись от собственной жизни, она заботилась только о том, как бы спасти меня, и под предлогом важного дела, непременно требовавшего присутствия одной из нас в Париже, она старалась вынудить у меня обещание поехать с г-жей де-Плант, которая собиралась отправиться туда, как только будет освобождена. Но я не дала этого обещания. Мне не могло и придти на мысль покинуть тетушку; но, несмотря на мое сопротивление, она не отказалась от своего намерения, приводившего меня в отчаяние. Г-жа де-Плант, как я уже говорила, вышла замуж за офицера, который один только спасся во время убийств в Пьер-Сизе. Это обстоятельство делало ее положение очень опасным; но, несмотря на это, она надеялась на освобождение, рассчитывая, вероятно, на чье-то покровительство; и тетушка моя, имевшая в виду только опасность моего пребывания в Лионе, сосредоточила все свои помысли на том, как бы ускорить мой отъезд; я тогда ровно ничего не знала о том, что порешили между собой эти две женщины, и избегала делать какие-либо вопросы по этому поводу; но Провидение, расстроив эти планы, избавило меня от несчастья оказать тетушке непослушание. Я не могла надивиться величию ее характера и в глубине души преклонялась перед этим полным самозабвением, перед этой самоотверженной любовью, которая старалась защитить и оградить меня от всех бедствий; перед этой любовью, которая говорила мне: "Лишь бы тебя спасти, а я не страшусь ни страданий, ни одиночества, ни смерти!" Но поездке этой не суждено было осуществиться. Г-жа до-Плант последовала за моей тетушкой на эшафот. Все же этот план занимал их обеих и сократил им в последнее время много печальных часов. Это было серьезное дело, драгоценная надежда как для той, которая мечтала о свободе, так и для другой, которая на краю могилы заботилась о спасении покидаемой ею сироты.

Кто но поймет тревог ее материнского сердца! Сама же я в то время но могла вообразить существование каких либо опасностей лично для себя. Я и не замечала, что число молодых девушек, приходивших навещать заключенных в темницу Затворниц, теперь значительно уменьшилось. Каждая мать, боясь подвергать свою дочь нескромным взглядам и дурному обращению людей, в чьих руках находилась власть, старалась держать ее вдали. Так, я не встречала более перед дверьми темницы своей подруги, Розы Миляне; тетушка моя, под влиянием подобных же опасений, хотела поступить так же, как другие; но она забывала, что все эти напуганные матери были здешние жительницы города и что они имели тысячу средств сообщения, не существовавших для пришельцев, какими здесь были мы. Если бы мое отсутствие необходимо было для спокойствия тетушки, я воздержалась бы от посещения ее, но продолжала бы заботиться о ней, насколько это мне было возможно. Ведь в ней была вся жизнь моего сердца, и разве я могла бы существовать вдали от нее? Страдая вблизи нее, я словно страдала вместе с ней и за нее. Эти долгие часы ожидания у тюремных ворот имели для меня своего рода прелесть Одна общая забота собирала всех этих женщин и детей, которых я видела здесь ежедневно. Мы все страдали за одно дело, одинаковое несчастие соединяло нас как бы в одну семью. Из мужчин кто скрывался, кто бежал; показывались одни лишь женщины, да дети, свято передававшие доверенные им важные тайны, которых никогда не выдавали. Не имея иной охраны, кроме невинности своей, им часто удавалось рассеять коварные замыслы злонамеренных людей.

Дело в том, что в ребенке — душа взрослого, и когда несчастья и испытания того требуют, она пробуждается.