Судьба одной дворянской семьи... - 52

Ночью я проснулась и мне послышалось, будто m-lle де Сориак шевелится. Но усталость взяла свое и я скоро опять заснула; проснувшись в семь часов, я поскорее встала, без всякого шума, остерегаясь в своих движениях, чтобы не задеть ее, как будто я могла нарушить ее покой, — и, ступая на кончики пальцев, удерживая дыхание, я вышла из этой могилы!... Не знаю, могла ли бы, я теперь заснуть в такой обстановке. Но в то время я свыклась со смертью; привычка видеть ее вблизи отнимала у неё часть того ужаса, который она вселяет в сердца; были минуты, когда я завидовала тем, кого тихая и безвестная кончина избавляла от необходимости играть роль на кровавой арене казней.

У этой несчастной молодой девушки были братья. Без сомнения, они пожалели об ней. Она умерла вдали от родных, вдали от всего, что любила. Может быть еще возможно было спасти ее, — но где же можно было у этих добрых крестьян найти быстрой помощи? Известно, как они лечатся. Магдалина горько оплакивала умершую, которую нежно любила, и вот что рассказала мне про нее: в начале революции, m-lle де Сориак (не знаю наверно, было ли это настоящее ее имя; по крайней мере, так называли ее в семье добрых Шозьер. — Прим. автора) жила вместе со своими родителями в их поместье, в Оверньи. Толпа восставших крестьян ворвалась к ним в замок, увела ее с собой и, силою дотащивши ее до соседней усадьбы ее дяди, разбойники эти с утонченной жестокостью принудили ее собственноручно поджечь замок.

После этого ее привели назад к родителям; но она потеряла навсегда рассудок. Эта ужасная сцена произвела на нее потрясающее, неизгладимое впечатление. После тщетных попыток лечения, ее отправили в Лион и там поместили в больницу, где доктора пользовались большой славой. Ее поместили в просторной комнате и в продолжение двух лет она пробыла здесь, окруженная самими рачительными заботами. Она понравилась настолько, что от ее болезненного состояния оставалась только слабость памяти. Она стала кротка и добра по-прежнему. Тут-то доктора нашли желательным, чтоб она пользовалась свежим деревенским воздухом, и по какой-то счастливой случайности, они в это же время познакомились с Магдалиной, молодой крестьянкой, которая была выше своего положения но внешности и совершенно выделялась среди всего, что ее окружало; благородство ее души сказывалось во всем ее существе. M-lle де-Сориак скоро почувствовала к ней влечение и доктора били очень рады поместить больную в семье Шозьер. Террор тяготел в это время над всеми и не было никакого слуха о лицах, которые таким образом распорядились участью несчастной девушки. Можно думать, что и ее семья, надобно многим другим, подверглась бедствиям, принудившим ее доверить такое трогательное и жалкое существо чужим людям, крестьянам, которые, правда, не требовали большого вознаграждения за ее содержание, но несмотря на все желание, они не могли доставить ей тех удобств, к которым она привыкла и которых требовало состояние ее здоровья. Последнее время она не получала никаких известий от своих и умерла сиротливо на руках крестьянки, ставшей ее другом.

Иногда она рассказывала Магдалине о своем детстве; ее память, слабая для всего остального, в этом случае оказывалась сильной и деятельной; в ней запечатлелись яркими чертами эти милые воспоминания и сердце ее снова в них обретало предметы живейшей нежности. Растроганным голосом рассказывала она о счастье первых своих лет, о своей любви к матери и отцу, о дружбе с братьями, о их общих играх, веселье и мимолетном детском горе. "Запомни то, что я тебе говорю, Магдалина, ты должна бить моей памятью, — у меня ее так мало: иногда я ничего ровно не помню. Братья не забудут меня, как все остальные забыли обо мне. Ах, когда б они были во Франции! Они пришли бы за мною и я вместе с ними скоро вернулась бы домой. Замок наш очень большой. И ты последуешь за мной, ты будешь счастлива, мы никогда не расстанемся с тобой. Братья мои! братья! Они вернутся! Они скоро придут..." И, обративши взоры на дверь, она прерывала эти тихие жалобы лишь для того, чтоб прислушаться, затаив дыхание, не идут ли они; так она ожидала их каждый день, но они не являлись. Может быть, они не знали о месте убежища и о последних днях сестры; а может быть, их уже не было на свете — и смерть соединила ее с ними.

Это печальное событие привлекло милого посторонних к Шозьерам и заставило моего отца еще раз удалиться. Меня вызвали было в качестве свидетельницы смерти m-lle де-Сориак, но, к счастью, я была слишком молода, чтоб служить свидетелем, и это избавило меня от подлога, так как мне пришлось бы назваться вымышленным именем; меня выдавали в семье Шозьер за одного из девяти выкормышей тетки Шозьер; бедствия того времени делали мое пребывание здесь естественным. Что же касается моего отца, то, как только являлось подозрение, что в нашем селе будет обыск, он тотчас скрывался; пробравшись через сад и следуя по уединенной тропинке, ведшей за департамент Роны, он отправлялся к соседнему мельнику, который уже раз спас ему жизнь, и оставался там до тех пор, пока миновала опасность. Тогда он возвращался к Шозьерам в Фонтэн, где дом был гораздо просторнее и его присутствие поэтому было менее стеснительно для хозяев.