Судьба одной дворянской семьи... - 43

Едва только я просыпалась утром, как гражданин Форе уже стучался в мою дверь; он ворчал на то, что находил ее запертой; а я, рабски исполняя его волю и противореча ему разве только в важных и неизбежных случаях, — спешила принять его. Он приходил в мою комнату с раннего утра и не отлучался уже во весь день ни на минуту. Я скрывала свое горе: иначе он мог бы заметить мои слезы. В этой-то ежедневной борьбе со своей слабостью я, может быть, и черпала силу. Усилия над собой благотворно действуют на характер.

После этого первого опыта, мне часто удавалось пробраться в тюрьму. Я нашла двух-трех добрых сторожей, которые, правда, очень охотно брали мои ассигнации, но за то покровительствовали мне, несмотря на новые преграды, всякий день возникавшая между узниками и нами. Я думаю, что многие затруднения нарочно делали для того, чтобы истощить наши средства, потому что всякая новая строгость требовала с нашей стороны новой жертвы. Четыре сторожа отличались изо всех мягкостью своего обращения, и многие заключенные были им обязаны улучшением своей участи. Один из них обыкновенно вызывал меня у входа, другой пропускал далее. Тетушка своими настойчивыми просьбами и подарками сильно способствовала тому, что они меня не забывали. Очутившись возле нее, я забывала обо всем, до самых казней, совершавшихся ежедневно. Мне стоило стольких усилий добраться до нее, что я под конец не способна была чувствовать ничего, кроме радости быть на месте. Здесь только я имела друга и семью. Нужно на себе испытать горькое чувство сиротства, чтобы вполне оценить такое жалкое положение и понять, что мне могла нравиться темница. И какая темница! Что за пеструю и странную смесь представляло соединенное здесь общество! Здесь были дворянки, рыбные торговки, монахини, публичные женщины, богатые дамы, бедные служанки, крестьянки и торговки зеленью (я видела тут же четырехлетнюю девочку — англичанку с няней, не знавшую ни слова по-французски; при мне пришли объявить им, что они освобождены.). А между ними, скрытые в толпе находились шпионы, о существовании которых все знали, но не могли догадаться — кто именно.

Большой чердак скоро наполнился наравне с комнатой. Аресты производились с необыкновенной быстротой и были многочисленны. Между заключенными я помню г-жу де-Сен-Фон, де-Монья, де-Монбриан, которые находились в одной комнате с тетушкой. Когда их было здесь набито до 58 человек и мера переполнилась, пришлось поместить вновь прибывавших в чердаки; этих последних я менее знала. Но между ними была некая г-жа Броше с дочерьми. Посвящая ей несколько строк, я не удаляюсь от своего предмета. Не пишу ли я историю несчастных жертв того времени? Нас было не мало!

Г-жа Броше была арестована вместе с двумя старшими дочерьми на том основании, что она не хотела выдать, где укрывался ее муж. У нее была еще дочка 8 лет, которая была удалена от матери для того, чтобы допросить ее отдельно. Лишив девочку совета и защиты и рассчитывая на ее неопытность, надеялись вынудить у слабого ребенка желанное признание, и чтобы лучше достигнуть цели, ей посулили награду или наказание, смотря потому, как она себя будет вести. Но девочку не удалось ни сманить обещанными наградами, ни запугать наказанием. Она рассеяла злые козни своей твердостью и на все их коварные вопросы отвечала лишь следующими словами, которые повторяла очень просто, сама не подозревая, сколько в них было величия: "Я не знаю, где отец; но если б я и знала это, то не сказала бы вам!" Побежденные чистосердечием ребенка, или уважая силу в слабости, они возвратили ее матери. У г-жи Броше я видела де-Бомон, полковника драгунского полка, стоявшего в это время в Лионе; он также был заключен в монастыре Затворниц. Пользуясь несколькими днями кратковременного смягчения, когда заключенным было разрешено на несколько часов сходиться вместе, он пришел возобновить с ней знакомство. Всякий был счастлив найти знакомое и дружеское лицо в этой чуждой толпе, где один другого не знал и не имел никаких отношений друг к другу. Я не знаю причины его ареста, но очень хорошо помню, что раз ночью он был поводом страшного переполоха среди заключенных. Все солдаты его полка остались ему верны и тщетно ходатайствовали о выпуске его на свободу. Ежедневно присутствуя при казнях, они лучше всех понимали опасность продолжительного заключения; и вот они целой толпой явились в трибунал, добились того, что им возвратили начальника и тотчас бросились в тюрьму, чтобы вырвать его оттуда. Монастырь Затворниц вдруг был окружен целым полком, громкими криками требовавшим своего полковника и встретившим его появление радостными возгласами. Это было поздно ночью. Шум и крики доносились и внутрь тюрьмы, и в то время, как драгуны, опьянев от радости, с торжеством уводили своего любимого начальника, заключенные, не зная причины этих криков, думали, что начинается их избиение. Только на другое утро они с радостью узнали, что причинило их тревогу. Тетушка, увидя меня, сказала мне только: "Мы думали, что все будем перебиты в эту ночь. Я уже мысленно простилась было с тобой!".