Военные письма - 7

7

22 ноября 1943

Самсон Львович из Ленинграда — в Угоры

Дорогие мои родные!

Все казалось, что Лёвушкин уход — что-то далекое, что оно отодвинется в будущее — он у меня в представлении наш маленький сынок — мальчик — весь кошмарный период 1941– 1942 г. как-то заслонил от меня его повзросление, а затем это время разлуки в 16 месяцев тоже как-то затормозило мое представление о том, что он незаметно для меня вырос, и, как Мирра пишет, миновало его детство и ранняя юность — у меня как-то в голове не укладывается, что наш дорогой сынок стал защитником отечества — это факт, от него никуда не уйдешь, но никак это у меня в голове не укладывается — я вдали от него — такой большой период прожил в разлуке, а получил Миррины письма с подробным описанием его ухода и как-то стало пусто кругом — точно и не было разлуки, и он ушел от меня, от нас вот-вот сейчас — как бы хотелось иметь от него поскорей хоть какую-нибудь весточку — как он там себя чувствует в новой обстановке — в самостоятельной жизни — хотелось бы, чтобы он был там с мальчиками из Угор — не так одиноко — хорошо, что у него, как Мирра пишет, бодрое настроение — я думаю, что он быстро привыкнет и освоится — страшно обидно, что посылка придет с опозданием — там для него ботинки (простые, красноармейские), но все-таки лучше лаптей, затем еще мелочи для него. Очки — ну может, вам удастся переправить ему — главное, скорее получить от него известие — да! Мирра права, у нашей семьи получается какая-то письменная жизнь, и когда она окончится, кто знает? Что поделаешь, родные мои, надо терпеть и терпеливо ждать лучших времен, я глубоко верю, что они наступят и будет время, когда мы все будем опять вместе — но надо время и время — возможность приезда вашего сюда к весне, я думаю, уже станет, по всей вероятности, на реальную почву, если не случится чего-нибудь неожиданного, что отодвинет эту возможность, но не думаю — может быть, к тому времени и у меня появится возможность поехать и свидеться с Лёвушкой, если он будет в Горьком — но сейчас об этом мне не приходится и думать — крепитесь, мои родные, и помните, что и нам здесь без вас пусто и нелегко — но стараешься гнать и гнать дни и ночи, лишь бы время скорее уходило — вот уже декабрь на носу, а скоро новый год нашей измученной родине и всем нашим наболевшим душам — мы все, а особенно наши дети — заслужили, выстрадали право на отдых и мирную жизнь — у меня как-то мысли путаются и письмо получается не совсем связное — душа полна переживаний, волнений, и как-то не удается передать в письме всей моей любви к вам, мои родные, к нашему дорогому мальчику, моей тоски за ним — все перемешивается в душе — и сознание долга, и отцовское чувство — и как-то не укладывающееся в голове сознание того, что я проснулся и узнаю, что наш Лёвушка уже не мальчик, а взрослый человек. Пишите, мои родные, подробно обо всем, что узнаете от него. Адрес телеграфируйте.

У нас здесь все по-старому. Надеемся скоро вам сообщить хорошие вести — Лиля себя чувствует хорошо — вижусь с ней сравнительно часто — вчера был у нее часа 4, обедали вместе, всё разговаривали о вас и о нашем мальчике. <…>

У нас еще нет зимы, стоит осенняя погода, но с заморозками — погода тоскливая, унылая, как на душе, — болезненно мечтаешь о весне — но до нее еще так далеко. Ну, будьте здоровы, мои родные, любимые — пишите нам чаще, в этом единственное утешение.

Целую вас крепко.

Ваш С.