Лев Разумовский
С Сашкой Корниловым я встретился после войны два раза.
Году в 45-ом или 46-ом, когда были еще слишком свежи детдомовские впечатления, когда постоянно будоражили воспоминания о недавнем прошлом, кто-то из ребят сказал мне, что я могу увидеть Сашку в садике напротив кинотеатра «Правда» около Звенигородской, что он бывает там ежедневно.
Я пошел туда, сильно сомневаясь, что встречу его, однако ошибся. Я узнал его сразу среди группы парней, азартно игравших в карты на двух составленных скамейках недалеко от входа.
Рядом с ними прямо на земле лежали пачки денег.
Первый же взгляд на этих приблатненных ребят и их ответные взгляды исподлобья с явной враждебностью ко мне, когда я окликнул Сашку, сразу убедили меня в наихудшем — Сашка вернулся в ту среду, из которой в войну его вырвал детдом.
Сашка тоже узнал меня сразу, вскочил на ноги и, что-то крикнув своим дружкам, обнял меня за плечи и быстро вывел из сада. Это был жест защиты меня, одновременно предупреждающий картежников, что он меня знает и в обиду не даст.
Когда мы немного отошли от сада, я сказал:
— Сашка! Что же ты, гад такой, опять попал в блатную кодлу и забыл все, что было у нас в детдоме, мать тебя перемать!
Сашка остановился, посмотрел пристально и спросил тихо и укоризненно:
— Зачем ты материшься, Лева? Или язык общий со мной найти хочешь?
Пристыженный, я извинился.
Он широко и радостно улыбнулся и ответил уже без фокусов:
— Вот так-то лучше. Да. Живу интересной жизнью. А ты что хотел? Чтобы я с моей ногой пошел пилять на 80 рубчиков в месяц?
Дальше пошли разговоры о ребятах: кто где, кто учится, кто в ремеслухе, кто в Ленинграде, кто пропал… Незаметно дошли до Международного проспекта, и я потянул Сашку к комиссионному магазину, где в витрине стояли два бронзовых мушкетера, прекрасно вылепленных и прочеканенных неизвестным мне мастером прошлого века. Они были в шляпах с перьями, в камзолах, плащах, ботфортах и со шпагами.
— Смотри, какая красота!
— Тебе они нравятся? — спросил Сашка.
— Еще бы!
— Давай, я тебе их куплю.
— Ты что, с ума сошел? Они же по восемьсот рублей каждый!
Сумма казалась мне неслыханно огромной. К тому времени, после долгого и мучительного оформления документов на инвалидность, я получил вторую группу и пенсию 53 рубля в месяц (через год вторую сняли и заменили на третью — на десятку меньше) .
Однако сумма совершенно не смутила Сашку. Он вытащил из кармана штанов пухлую пачку денег, повернул к двери магазина и спокойно сказал:
— Здесь хватит. Пошли.
— Никуда я не пойду. Не дури.
— Лева! — сказал Сашка ласково, — что ты гоношишься? Мне эти деньги легко достались. Завтра еще столько же будет.
А тебе — забава.
Я дал ему понять, что если он не спрячет деньги в карман, наш визит к Мирре отменяется. Он покачал головой, запихал деньги назад и замолчал до дома. Обиделся.
Мирра встретила его радостно, обняла, усадила за стол и разговорила. От острых тем Сашка ушел, я их тоже не поднимал, и мы весь вечер проговорили о детдоме.
После этого Сашка исчез.
Прошло два года.
Я был дома. В дверь позвонили. Я открыл. На площадке стоял мужчина с суровым обветренным лицом и прищуренными недобрыми глазами.
— Сашка? — ахнул я. — Заходи!
Он не двинулся с места.
— Дома есть посторонние? — Никого нет.
— Где Мирра Самсоновна?
— На даче с дочкой.
— Жаль. Но все равно зайду.
Он шагнул ко мне. Мы прошли в мою комнату и проговорили весь вечер. Он только что вышел из тюрьмы. Рассказывал о тюремных нравах, обычаях, отдельных эпизодах тюремной жизни. Рассказывал как всегда образно, ярко, с его особым, корниловским юмором. А я смотрел на него, не переставая удивляться, как он изменился: под яркой речью и шутками скрывались тоска, настороженность, надломленность.
После этого визита он опять исчез. На этот раз навсегда.
Свободное копирование
