Двадцать пять лет на Кавказе - 142

Князь Андроников со своей колонной, не помню уже каким способом, переправился где-то выше по реке и ночевал на той стороне. Следующий день он употребил на истребление ближайших к берегу засеянных полей и к вечеру возвратился в лагерь. За два дня, 20 и 21 июня, раненых набралось у нас человек до тридцати. Генерал Б. посетил всех, благодарил, обнадежил Георгиевскими крестами.

Между тем "лазутчики" все сновали в его палатку -- очевидно, что-то предпринималось еще. Дня через три, кажется, отряд опять выступил двумя колоннами: одна пошла по течению реки, другая переправилась через мост у разоренного аула, прямо в гору на перевал; при этой колонне под начальством самого генерала следовал и я с партизанской командой. После чрезвычайно трудного, утомительного перехода по снегу, по камням и адским тропинкам мы поздним вечером только добрались до какого-то узкого ущелья, где и ночевали бивуаками и, невзирая на конец июня, мерзли жестоко.

На другое утро, пройдя несколько верст и зажигая пустые аулы общества Канада, мы увидели большой аул, кажется Колоб, в который только что вошли грузинские милиционеры, бывшие в авангарде той, другой колонны, двинувшейся по реке, и уже успевшие поджечь несколько саклей. Жители, очевидно заранее предуведомленные нашими же лазутчиками, успели вывезти свои семейства, скот и почти все имущество дальше в трущобы; слабая попытка их отстаивать аул была отбита милиционерами и егерями, захватившими значок и несколько пленных. Рассыпавшиеся по саклям люди наши не нашли почти ничего, что стоило бы назвать добычей; найдено было несколько кувшинов и тазов красной меди, да несколько телят. Простояв у аула часу до четвертого в ожидании возвращения посланных к скрывавшимся жителям лазутчиков, коим поручено было передать воззвание, приглашавшее смириться, покориться, дать заложников и еще что-то в этом роде -- на что последовал решительный отказ, отряд, соединившись в одну колонну, отступил по ущелью, истребляя по пути посевы, и невдалеке ночевал.

Всю ночь над ущельем носился густой дым пылавших аулов и зажженных костров, у которых люди жарили отбитых телят; было очень тепло, полная луна приветливо глядела на нас с высоты; несколько человек нас расположились на крыше какой-то сакли, и мы за чаем долго болтали, любовались живописной картиной и перекатами ревущей по камням Аварского Койсу.

В два или три перехода мы опять возвратились в лагерь на Тамалду, где на другой день отряд был построен на поляне; генерал Б. торжественно объезжал ряды, поздравлял с победой, самодовольно принимая громко раздававшееся "ура!"; затем было пропето "Отче наш", сыграли "Коль славен" и прошли церемониальным маршем.

Между тем запас продовольствия, особенно сухарей, почти истощился, и войска ждали с большим нетерпением возвращения давно отправленной в Закаталы колонны, имевшей конвоировать вьючный транспорт. День, назначенный для прибытия транспорта, миновал, но о нем не было ни слуху, ни духу; прождали еще два-три дня; сухари давно все исчезли, соли не было ни зерна, люди питались одним мясом и какой-то травой, имевшей острый вкус; появилось много больных дизентерией. У меня с Александровским тоже хлеба и соли давно не было, из всех запасов оставался чай, сахар и саго -- так мы и проводили дни, то пили чай, то ели безвкуснейшую кашу из саго, с тех пор мне опротивевшую донельзя. В лагере стало как-то тихо и уныло, генерал Б. почти не показывался из палатки.