Недетское детство - 26

На фото: Первая журналистская командировка по заданию райкома комсомола. 7-й класс, 1953 г.

 А вот поколение моей матери на родной Смоленщине с литературным русским языком осталось «на Вы». В своём русском обиходном языке они и сейчас не далеко ушли от того послевоенного времени. Я очень рано научилась «отличать русский от русского». Помогли мне в этом книги, моя мелодекламация, когда приходилось многие куски учить наизусть, и, конечно же, школа и чудесные учителя. Но если местный говор меня раньше раздражал, то теперь умиляет. Прилетая домой в Москву, приезжаю на Белорусский вокзал и беру билет до Смоленска не на скорый комфортный поезд Москва — Берлин, а на пассажирский Москва — Смоленск, неспешный, мало уютный поезд, заполненный моими земляками.

Знаю, что нехорошо, но я буду подслушивать, буду слушать их неспешные разговоры. Меня интересуют и темы, и, конечно же, их русский язык. Молодежь стала намного лучше старшего поколения говорить на чистом русском, но выговор, произношение слов с белорусским акцентом сохранилось. Они уже не говорят: «ти да, ти не?», а произносят правильно: «так ли это?», но в их речи проскальзывает белорусское «дзя», «я» вместо «е», «а» вместо «я» и т. д.: бярозка, трапка, рабёнок. И в памяти моей вдруг всплыло белорусское стихотворение:

Кукавала зязюля (кукушка)

У зялёном лесе.

Гадавала (растила) матуля

Дачушку Алесю.

Кукавала зязюля

У зялёным лесе,

Не згадала матуля,

Што выйдзе з Алеси.

 Да, не догадывалась мать, что выйдет из её детей. Будущее могло и не наступить: по чудовищному закону, принятому вскоре после войны, увольняли всех граждан, бывших в оккупации и работавших на врага. Мы с Галиной и Надюшка не имели ни пенсий за погибших отцов, ни пособий. Бабушка получала маленькую пенсию за сына Дмитрия, летчика-лейтенанта, погибшего 9-го мая 1945 года в День Победы в Берлине. «Вылетел на задание, — сообщили родителям, — и не вернулся». Жили на мамину зарплату, а когда её лишились, к нашему полуголодному детству пришёл настоящий голод. Ненавижу слова пролетарского писателя «Человек выше сытости»! Их мог написать человек, не познавший этого чувства...

 Горе и чудо в детстве моём ходили неразлучной парой. Чудо свершилось: к нам в дом пришёл однажды незнакомый дядя (помню только, что на нём была бескозырка без лент) и принёс он маме новенькую незаполненную трудовую книжку! С этой книжицей маму снова взяли на работу в «Заготзерно».