В очередной раз была в Москве, остановилась у друзей рядом с Даниловским рынком. Со студенческих лет помню, как красочны и вкусны московские рынки в сентябре. Решила прогуляться. Иду вдоль прилавков, и взгляд останавливается на горке из брусники такой красоты, которая как бы ждала кисти художника или руки кинооператора. Не удержалась и спрашиваю продавщицу:
«Откуда такая роскошь?»
Женщина, позёвывая, неохотно отвечает:
«Да из муромских лесов».
Я встрепенулась и только хотела сказать, что я знаю эти леса, как продавщица не дала мне и рта раскрыть и, ткнув в меня пальцем, сказала:
«Так ты ж, так ты ж была у нас директоршей и ходила в тёмно-вишнёвом костюме с белым меховым воротником!»
Мало сказать, что я была взволнована... Я просто подошла к этой женщине и обняла её, а потом мы с ней разговорились. Да, в двадцать четыре года я была самым молодым директором во Владимирской области. Горком партии Мурома направил меня на работу директором Дома культуры имени Ленина. Я сделала капитальный ремонт на полвека вперед: плитка вместо асфальта и фонтан на фасаде, в здании — витражи и мозаичные панно, а также заново был оформлен огромный танцевальный зал. Это было всё очень необычно, «модерново», но мне хотелось, чтобы Дому культуры была присвоена повышенная категория, а для этого нужно было иметь второй зал. За ночь до приёма комиссией Дома культуры, его открытия я собрала весь коллектив и объяснила, что нам нужно за ночь сломать две стены и из трёх комнат сделать помещение на 150–200 человек для партийно-хозяйственных встреч и проведения различных занятий. Тогда мы сможем перейти на самоокупаемость и использовать главный зал на 750 мест по прямому назначению. Повышенная категория — это повышение зарплаты всем сотрудникам и увеличение штата Дома культуры. Ночь была трудная, но мы справились. Я даже успела съездить домой, принять душ и переодеться. На сердце было тяжело — знала, что впереди меня ждёт партийный «душ».
Так и случилось. Когда к десяти часам я подходила к своему Дому культуры, кто-то из членов комиссии сказал:
«Ну вот вам и партизанка явилась!»
Голоса членов комиссии разделились: одни требовали исключить меня из партии за самоуправство, другие помалкивали. Спасли меня два человека — главный архитектор Мурома и директор прославленного в стране Паровозо-вагоностроительного завода имени Дзержинского. Причем последний сказал, что Дом культуры будет нашим тринадцатым цехом, цехом Культуры, и не нужно мешать ему работать.
Вот какие мысли из прошлого прошумели в одно мгновение в моей голове в объятиях муромлянки у прилавка с лесной ягодой.
«Ты приезжай, — сказала она, — тебя ещё помнят у нас. А Дом культуры все у нас любят. Два моих сына там всю юность провели, а теперь уже и две внучки. Ты приезжай!»
И мне действительно очень захотелось тут же поехать в юность мою, но у меня уже был куплен билет на поезд в родной Смоленск...
Какое счастье, что мы дожили до тех времён, когда можно заказать визу, купить билет на самолёт и оказаться Дома, на Родине! Мне же часто вспоминаются первые тринадцать лет эмиграции, когда казалось, что мы уехали навсегда... Ностальгия была непроходящая. Ночами вспоминалось лучшее, что оставили дома — театры, консерватории и любимые музеи Москвы и Ленинграда, концерты с церковными колоколами на откосе Волги в Нижнем Новгороде, моего любимого хорового дирижера Александра Юрлова, а также наши теплые встречи-праздники в окружении близких и дорогих мне Золотовицких.