Недетское детство - 6

 Был тёплый летний день. Я играла в саду, бабушка с Вовочкой (с её предпоследним семилетним сыном) что-то собирала на лужайке сразу за огородом. Чуть подальше пасла корову белого-белого цвета Галя, 12- летняя дочь бабушки. Она была в белом платьице и белой косынке на шее. Вдруг мы услышали гул самолёта. Мы быстро научились по звуку отличать наши самолеты от вражеских. Я вижу, как Галя бежит к нам, машет косынкой и кричит: «Это наш, это наш, родненький!»

 И это были её последние слова. Упала бомба, взрыв — и я вижу, что Галя уже не бежит, а летит, и в воздухе у неё отрывается ножка, потом ручка и голова. Бабушка и Вова просто исчезли, я их перестала видеть. Наша белая корова превратилась в буро-коричневую и как-то неуклюже лежала на траве. Мамин семейный дом стоял у дороги, вернее, у шоссе Москва — Минск. В тот день на этой дороге работало много людей. Не помню, были ли они наши военнопленные или гражданские, но и сегодня я вижу их, бегущих с лопатами на эту полянку. От бомбы образовалась очень аккуратная воронка, которая поглотила бабушку с сыном и так же аккуратно этим же дёрном закрыла, как крышка от кастрюльки. Кто-то заметил торчащий из-под дёрна кусок бабушкиной юбки, и все стали её откапывать. Бабушку люди спасли, но пока её откапывали, они затоптали Вовочку, и откачать его уже было невозможно. Хоронили детей в одном гробу, а бабушка потом долгие месяцы харкала кровью, и кровь постоянно текла у неё из ушей. Но она выжила и со временем выздоровела: она была ещё молодой, ей шёл только 47-й год.

 А самолет, принесший эту трагедию в наш дом, был действительно советским. Летчик летел бомбить немецкую комендатуру, но не сориентировался. На войне бывает всякое, но я с тех пор не люблю самолеты, их гул, не люблю аэропорты и не люблю полёты и перелёты. Мне не страшно, я не боюсь, но в том моём возрасте после увиденного во мне что-то защемилось. И защемилось навсегда. Уже в Мюнхене я всегда входила в лучший технический музей Европы (до перепланировки экспозиции) не с центрального входа, а с выхода. Там работал мой хороший приятель — доктор истории химии Витя Крицман. Он встречал меня на выходе, водил по музею, много рассказывал, но никогда мы не доходили до павильона с самолетами 2-й Мировой войны, который располагался у центрального входа в начале осмотра музея.