Новоселия

 Слово «Новоселье», ныне почти уже позабытое, было главным словом того периода. Его часто можно было увидеть на открытках, во множестве продававшихся тогда и в газетных киосках и на почтах. «С новосельем», «Новоселье», «Поздравляем с Новосельем» эти фразы постоянно мелькали перед глазами. Но не только это напоминало о новосельях ─ на улицах можно было увидеть панелевозы, перевозящие фрагменты зданий ─ стену с окошком или даже с готовым балконом. К началу 70-х годов панелевозы стали встречаться все реже и реже, а к концу 70-х исчезли с улиц совсем.

Многие семьи получали новые квартиры, переезжая с места на место, из родных районов в новостройки, в целом все копошились как на вокзале. По улицам несколько раз на дню можно было заметить проезжающие мимо грузовики забитые узлами, чемоданами, мебелью… Не успевая обустроится в одной новой квартире, получали следующую «новую», потому что, рождались дети, семья увеличивалась и народ кочевал из одной квартиры в другую. Именно в тот период глобальных переездов люди позабыли смысл таких фраз как «мой дом», «мой двор», «мои соседи» ─ эти понятия стали временными. Сейчас ты здесь, а завтра ─ новоселье и прощайте старые друзья на всю оставшуюся жизнь. Поэтому и отношения между людьми стали такими же временными ─ никто не заводил закадычных знакомств, ожидая переезда в еще одну «новую» квартиру.

И это не моя выдумка. Я помню как моя бабка, только что переехав в новую квартиру на Хорошевку, уже поговаривала о том, что это жилье временное и скоро мы получим еще одну «новую»(!) квартиру. Постоянно муссировалась цифра в 25 лет, что именно через 25 лет наши дома снесут и прочая и прочая. Причем бабка была в этом твердо уверена. Все эти «новоселья» вносили какой-то нездоровый оттенок временности существования. Не нравились они мне.

А по пожилым людям эти «новоселия» нанесли очень сильный удар. За счет строительства на пустырях, Москва разрослась, а транспортная сеть с трудом подтягивалась к новостройкам. Выезжать из новых районов было проблематично. Но это еще полбеды. Гораздо хуже, что люди, прожившие на одном месте не один десяток лет, сроднившиеся, и с обстановкой, и с соседями, были выброшены в совершенно другие условия жизни с совершенно незнакомыми людьми. Опять же моя бабка ─ Евдокия Дмитриевна ─ прожила в своем дворе у Казанского вокзала более 32 лет. Вместе пережили военные годы, когда всем двором прятались в бомбоубежище, и послевоенный бандитизм, когда на улицах грабили и убивали, и улучшения жизни в конце 50-х годов. Все были знакомы друг с другом много лет, знали не только соседей, но и родителей соседей, бабок, дедов, детей, внуков, братьев, сватьев … И вот, моя мать получает квартиру на Хорошевке, а весь двор квартиры в Сокольниках. Диаметрально противоположные места. Так моя бабка навсегда распрощалась со своими знакомыми, с которыми прожила бок о бок столько лет. Ей было очень одиноко и грустно, поговорить по душам, повспоминать былое, было не с кем. Для того чтобы просто поболтать народа хватало, но задушевности не получалось. Я помню, что она пыталась выбраться в Сокольники, но это было очень тяжело для нее. Во-первых, она была очень дряхлой в свои 60 лет. А во-вторых, путь был не близкий и нелегкий, только до ближайшего метро надо было тащиться около 40 минут на троллейбусе. Может раз-два она и съездила ─ и все. А сколько же таких несчастных пожилых людей, отрезанных от своей среды, от своего прошлого было в те годы. Даже мы дети чувствовали себя неуютно от этого постоянного переселения. Начиная учиться в школе с одними ребятами, мы продолжали уже с другими, поскольку одни уезжали, другие ─ приезжали. Только познакомились, сдружились ─ привет ─ расставайся, сдруживайся, знакомься с новыми.

Интересно то, что простолюдины, выбравшиеся из своих подвалов и полуподвалов, понаехавшие в Москву после получения паспортов крестьяне и тоже бесплатно получившие при Хрущеве квартиры, не только не почтили его признательностью, а как бы, наоборот, считали для себя оскорбительным, что им построили новые дома. Во-первых, они окрестили эти дома «хрущобами», во-вторых, они рассказывали анекдоты про свои дома, типа того, что «Хрущев соединил ванную с туалетом, но не успел соединить пол с потолком» и многие-многие другие, подчеркивающие негативное отношение народа к собственному жилищу. Да. Я понимаю, что большинство этих анекдотов формировалось и распространялось в среде прозападно настроенных евреев-интеллигентов, которым надо было обгадить любое «русское счастье» и выставить русских самым чудовищным и глупым народом на свете. Помните присказку «Страна Дураков», обидно за русских, что иногда и они произносили эту чудовищную фразу.

Но почему тогда жители «хрущоб» усердно повторяли эти анекдоты, почему возмущались стандартными для Европу потолками 2=50, почему им не нравилось качество центрально отопления, почему они хаяли все и вся вокруг. Да потому что, метать бисер перед свиньями не просто глупо, но еще и опасно. Хрущев не понял этого, за что и поплатился и вошел в историю с погонялом «кукурузник». А ведь все деревенские жители должны поклониться ему за выдачу паспортов. Все женщины за упрощение разводов и разрешение абортов. Все рабочие за разрешение увольняться «по собственному желанию». Но никто, никто не говорил ничего хорошего о Хрущеве. И только гордые чеченцы почтили его память за реабилитацию их народа и назвали в 1992 году площадь в Грозном именем Хрущева.

Недаром всегда общество делилось на низ и верх. Низы общества должны всегда находиться в самом низу и не подниматься вверх, им нельзя давать поблажки ─ они этого не понимают. Можно ослаблять поводок, но не надолго. Кормить их нужно впроголодь, тогда они будут трудиться в поте лица своего за любой малый дополнительный кусок. Но стоит только закормить быдло, как оно распускается, мнит себя центром вселенной и требует все больших и больших благ для себя. Рассказывать об этом нет смысла, поскольку об этом поведал нам в «Собачьем сердце» Булгаков