Потом выступал общественный обвинитель Сорокин — он произносил пустые напыщенные фразы и бранился. «Бродского защищают прощелыги, тунеядцы, мокрицы и жучки», — возглашал он (а ведь Бродского защищали Шостакович, Ахматова, Маршак, Чуковский...), и угрожающе добавлял: «Надо проверить моральный облик тех, кто его защищал...»
Во время речи прокурора произошло два эпизода, и оба с моими соседями. Справа от меня сидел известный ученый-экономист, историк, дипломат Евгений Александрович Гнедин. Когда Сорокин стал оскорблять защитников Бродского, старик Гнедин не выдержал и крикнул: «Кто? Чуковский и Маршак?..» Двое дружинников протиснулись к нему, силой подняли его со стула и, скрутив за спиной руки, вывели из зала. Потом Е. А. Гнедин рассказал, что его затолкали в машину, отвезли на другой конец города и выбросили вон. Но он был привычный — у него было за плечами около двадцати лет каторжных лагерей.
Слева от меня сидела и писала Фрида Вигдорова. Внезапно, уже в конце речи обвинителя, судья крикнула:
— Прекратите записывать!
К Вигдоровой направились двое дружинников, видимо, намереваясь отнять у нее блокнот. Я схватил его, заложил во внутренний карман и скрестил руки на груди. Дружинники прочли на моем лице такое бешенство и такую решимость сопротивляться, что, не имея разрешения на устройство драки в зале суда, отошли в сторону.
От защитницы, Зои Николаевны Топоровой, требовалось немалое мужество, и она проявила его. Она показала полнейшую немотивированность обвинений, фальшивый характер воеводинской справки, некомпетентность всех без исключений свидетелей обвинения (которые дают показания на основании каких-то документов, непонятным путем полученных и не проверенных, и высказывают свое мнение, произнося обвинительные речи), а также некомпетентность самих судей (не являющихся специалистами «в вопросах литературного труда»). Адвокат со всею несомненностью показал и доказал, что:
— материалы обвинения неосновательны и фальшивы,
—подсудимый не тунеядец.
Речь адвоката убедила всех — даже, кажется, наиболее непредвзятых и разумных из числа сезонников. Суд удалился. Нам представлялось, что обвинительный приговор невозможен, — это было бы слишком скандально.
Свободное копирование
