Как говорил Кеннан, он направился из Америки в Россию под сильным влиянием американского общественного мнения, возмущенного событием 1-го марта и пред'явившего поэтому спрос на знакомство с "нигилистами", поставившими из своей среды убийц императора Александра II.
Кеннан безусловно разделял американскую точку зрения и ехал в Сибирь, убежденный, что увидит полудиких, косматых и грязных суб'ектов, специально занимающихся убийствами всех тех, кто, как император Александр II, заботился о благе народа.
Иностранцы, имеющие о русских самое нелепое представление, конечно, продолжали фантазировать о нашем отечестве, но непонятно, что и русское правительство надеялось, что взгляд американцев после поездки в Сибирь совершенно подтвердится, и мир оправдает реакцию. Кеннан и Фрост получили поэтому именное разрешение императора Александра III и, благодаря этому, имели полную возможность узнать всю подноготную относительно государственных преступников.
Чем объяснить такой факт? Несомненно, исконным введением власти в заблуждение министерством внутренних дел, или, точнее, департаментом государственной полиции, который, пользуясь агентурными сведениями, преимущественно жандармскими донесениями, всех нас характеризовал, как ужасных по виду людей, исключительно помышляющих об убийствах.
Нужно ли говорить, что ничего подобного не было. Уже первые знакомства американцев с ссыльными в Западной Сибири убедили их в полной превратности взгляда и американцев и русского правительства; и чем дальше ехали заморские гости, чем больше приобретали знакомых, тем все больше и больше убеждались в полном несоответствии официальных данных с действительностью.
В частности, явившись в квартиру Мартыновых, они очутились в совершенно европейском обществе. Если мы прибавим еще, что среди нас были и дети, что доказывало существование семьи, которую,-- как внушали американцам,-- "нигилисты" совершенно отрицали, то нет ничего удивительного, что и Кеннан, и Фрост, изумленные такою обстановкою, широко, как говорится, раскрыли глаза.
В конце-концов мы выпили с американцами "на брудершафт" и стали угощать их русскими и украинскими песнями. Кеннан и Фрост, в свою очередь, запели свои песни, особенно налегая на песню: "Янки-Дудль". Исполняли они ее, следует признаться, отвратительно, так как голосов у них вовсе не было, но с большим воодушевлением и экспрессией.
С этого момента мы сделались с заморскими гостями самыми близкими приятелями, что привело в ужас полицию, которая была поставлена в совершенно нелепое положение: с одной стороны знаменитые иностранцы, снабженные широкими полномочиями, а с другой -- они подружились с государственными преступниками!
По словам Кеннана, Century Magazine (журнал "Век" или "Столетие") обратился с предложением к нему, бывшему тогда представителем бюро вашингтонских корреспондентов, отправиться в Сибирь. Кеннан принял предложение и, пригласив живописца Фроста, отправился из Вашингтона в Сибирь. До Лондона его сопровождала жена, оставшаяся в столице Англии до возвращения мужа из его далекого путешествия. По приезде в Россию, Кеннан и Фрост прежде всего посетили Петербург, с целью заручиться содействием американского посольства и получить разрешение на осмотр тюрем от русского правительства. Последнему Кеннан совершенно искренно высказал свой взгляд на событие 1-го марта и на нигилистов, и ему беспрепятственно выданы были такие "буллы", что в первое время его путешествия по Сибири местное начальство открыто не чинило ему никаких препятствий. Правительство, повидимому, глубоко верило, что точка зрения Кеннана на "нигилистов" нисколько не изменится после знакомства его с государственными преступниками в Сибири. Иначе, несомненно, оно не допустило бы американского публициста сблизиться с государственными преступниками.
Изложив мотив поездки в Сибирь, Кеннан затем сообщил об условиях, заключенных им с редакцией Century Magazine. Последняя на расходы по поездке предоставила своему сотруднику carte blanche: Кеннан мог во всякое время требовать сколько ему понадобится денег, причем во всех местах, где были не только банки, но даже казначейства, деньги переводились по телеграфу. Что касается обязательств Кеннана, то он должен был за определенную плату (не помню какую, но очень высокую, сравнительно с гонораром русских писателей) дать редакции двенадцать статей, т. е. по статье ежемесячно в течение года, но отдельные издания этих статей всецело принадлежали ему.
Что касается Фроста, то он, ни слова не зная по-русски, реагировал лишь в тех случаях, когда Кеннан переводил ему наши разговоры.
Свободное копирование
