Теперь я ничего уже не боялся и, сообща с товарищами, придумывал,-- как быть дальше? После долгих бесед и размышлений я остановился на собственном плане.
Он состоял в том, чтобы, с одной стороны, не подвести полиции, а с другой,-- возможно дольше скрывать место пребывания моей жены.
С этой целью я в один прекрасный день сам заявил полиции, что, "возвратившись вчера вечером, не застал свою жену, а потому, на правах мужа, прошу принять меры к разысканию моей супруги и возвратить ее мне".
"Вчера вечером" сказал я потому, что отвественность полиции начиналась с четвертого дня, т. е. когда она в течение трех суток не узнала о скрывшемся.
По правде сказать, я не был убежден, что мой ход правилен, и тем более обрадовлся, когда случилось то, чего я добивался: полиция или поверила моему заявлению, или хотела поверить, спасая себя. По крайней мере, ко мне явился полицейский чиновник и начал утешать меня:
-- Да вы не очень беспокойтесь, господин Белоконский,-- она, непременно, должна возвратиться... Они, ведь, все такие: побегают, побегают, да опять к мужу.
Я кусал себе губы, слушая эти утешения, а Попов, присутствовавший при этой сцене, не удержался и убежал, чтобы дать волю смеху на улице.
Кто больше всех был поражен этим исчезновением, так это хозяйка, которая, вероятно, и выдала меня, совсем того не желая.
Она, ведь, знала, как мы дружно жили, и поэтому, не взирая на всю свою ограниченность, инстинктивно чувствовала, что здесь что-то неладно.
-- Да что же это с Валерией Николаевной случилось,-- с чего это она?-- не давала мне покоя взволнованная любопытным событием женщина.
-- Бог ее ведает,-- неопределенно отвечал я.
-- Господи, пресвятая богородица!... Как же это?
-- Может, от болезни...
Когда полиция, убедившись, что в моем заявлении скрывается какой-то обман, начала производить дознание, тс первым делом допросила хозяйку, а она из полиции зашла прямо ко мне и все рассказала:
-- Спрашивали меня, Иван Петрович, как вы жили с Валерией Николаевной; а я и говорю: "уж так-то жили, так-то жили, что дай бог всем так жить,-- как голубь с голубкой. Иван Петрович сам на базар ходил и моксунчиков жене покупал и все, что она любила. Я всю правду рассказала, как перед богом"...
Вот эта-то "правда" прежде всего и подвела меня.
Скоро после хозяйки позвали и меня на допрос.
Мне ничего больше не оставалось, как признаться, что жена бежала при полном моем содействии. Я лишь месяцем позже определил время побега, не сообщая места нахождения жены. На вопрос,-- чем объясняется побег, я, между прочим, написал, что, когда физические и нравственные мучения моей жены дошли до апогея, а родным ее отказали в ходатайстве о разрешении временной поездки в Россию, она и бежала.
Упоминаю об этом ответе потому, что впоследствии А. И. Иванчин-Писарев и Д. А. Клеменц сообщили мне, что они в Уст-Абаканском волостном правлении видели бумагу, предписывающую сельским властям разыскивать Валерию Николаевну, которая бежала с каким-то... "Апогеем"(!!). Его разыскивают, вероятно, и по сю пору...