Подведение итогов жизни - 20

 Здесь кстати остановиться на одном явлении, непосредственно связанном с стремлением русских девушек к науке, к равноправию с мужчинами и к хождению в народ. Мы говорим о фиктивных браках, весьма распространенных в 70-х годах. В подавляющем большинстве случаев в то время положение девушки, желавшей нарушить господствовавший режим, было довольно тяжелое, нередко -- безвыходное. Сплошь да рядом понимание "счастья" у родителей и детей было совершенно разное. По отношению к дочерям первые, обыкновенно, стремились сохранить в строгой неприкосновенности их целомудрие и, благополучно доведя до совершеннолетия, выдать замуж, снабдив приданным, "за хорошего человека". При этом образование вообще считалось не особенно нужным, высшее же даже вредным, тем более, что у себя получить его было невозможно, а ехать куда-то за границу -- это, значит, лишиться дочери, которая, быть может, найдет на чужбине себе гибель. И, вот, чтобы разорвать семейные путы,-- хотя они диктовались, несомненно, любовью,-- пустили в ход фиктивный брак. Девушка или первая лично обращалась к знакомому мужчине, разделяющему ее взгляды, или, наоборот, знакомый предлагал свои услуги заключить фиктивный брак. Раз оба согласились, то, немедля, совершали брачный обряд, т. е. венчались, а затем, выйдя из церкви, расставались: один, как говорится, направо, другой -- налево. Вот и конец. Девушка с этого момента, как замужняя уже женщина, переменяла девичью фамилию, уходила из-под опеки родных и могла делать, что ей угодно: ехать за границу, идти в народ и т. д. Еще более пользы приносил фиктивный брак, когда девушка, заподозренная в революционной деятельности, разыскивалась полициею. В этих случаях, обвенчавшись с кем-либо, она, приобретя другую фамилию, совершенно освобождала себя от полицейского преследования. Из видных деятелей фиктивным браком были женаты Клеменц и Рогачев. Но бывали на этой почве и трагедии. Мне лично был известен случай, когда один из бранившихся вдруг серьезно влюбился в свою фиктивную половину. Время, к счастью, было идеалистическое, и трагедия заканчивалась лишь обоюдными страданиями. Неслышно было, чтобы фиктивный супруг пред'являл бы, например, права мужа, или чтобы один из бранившихся не дал другому в нужное время развода, или, например, чтобы пред`являли бы наследственные права к родственникам фиктивных супругов в случае смерти одного из них.

 Еще до "большого процесса", начавшегося рассмотрением в Сенате с 18 октября 1877 года, в июне названного года петербургский градоначальник Трепов подверг телесному наказанию находившегося в доме предварительного заключения государственного преступника Емельянова (нелегальная фамилия Боголюбов). Это было первое проявление террора со стороны правительства. В ответ на это в 1878 г. последовало покушение на жизнь Трепова со стороны Веры Засулич, оправданной судом и убежавшей за границу. И это было начало революционного террора. Следующее проявление его было в начале 1878 г. в Киеве: сначала покушение на товарища прокурора Котляревского, а затем убийство жандармского капитана барона Гейкинга. Это событие особенно врезалось в моей памяти, потому что произошло накануне моих именин, именно в ночь с 24 на 25 мая. Об этом капитане носились слухи, что он, отличаясь общительным характером и долго проживая в Киеве, имел громадные связи и знакомства, вследствие чего все узнавал чрезвычайно легко. Многие беседовали с ним совершенно свободно, а Гейкинг, будто бы, все мотал на ус и пользовался для своих жандармских целей. Говорили, что значительное число студентов он знал еще гимназистами, и такие студенты, с детства привыкшие к Гейкингу, откровенничали, якобы, с ним, ничего не подозревая. Насколько это верно, судить не берусь. Между прочим, в связи с убийством Гейкинга, говорили об удачном побеге из киевской тюрьмы известных уже нам "чигиринцев": Бохановского, Стефановича и Дейча. Этот побег совершился через два дня после убийства революционером Попко названного барона Гейкинга,-- в ночь с 27 на 28 мая 1878 г.,-- но, как скоро стало известным, дело было так хорошо обставлено, что вряд ли названный жандармский капитан мог предупредить его. Беглецов освободил опытный революционер Фроленко, известный под псевдонимом Фомин,-- сумевший сделаться надзирателем в Киевской тюрьме. Он-то, дав возможность переодеться солдатами, достав даже ружья, отворил двери Бохановскому, Стефановичу и Дейчу. Смелый побег этот был предметом внимания широких кругов киевского общества.

 Кажется, во второй половине 1878 года Лева перевелся в Новороссийский университет; я, можно сказать, осиротел и с тем большим увлечением отдался жизни общественной.