Метаморфозы - 6

В 1952-ом мы сняли у хозяев вторую комнату. В нашу семью прибыло пополнение. 17-летнюю Тину и 16-летнего Вахтанга, выросших под присмотром тетки и няни в Тбилиси, согласно существующей директиве, пришло время высылать на периферию. Ссылкой им определили также Казахстан, только северный, где начиналось великое освоение целинных земель. Воссоединиться с матерью, им не было дозволено. Тетя детей одних отпустить не рискнула, отправилась за ними. Моя мать атаковала письмами Генеральную прокуратуру, пытаясь добиться разрешения на совместное проживание с детьми и, в конце концов, все же его получила. Тетя Тамара вернулась в Тбилиси, а Тину с Вахтангом доставил в Зеренду конвой.

Впервые же я встретил сводных брата с сестрой еще в 46-ом, они приезжали к нам в Коксун повидаться с матерью с дозволения «компетентных органов». Привозила их все та же тетя. Я эту встречу помню довольно смутно, хотя у меня есть несколько фотографий того времени, и самая любимая – та, где мы втроем: я сижу на коленях у Тины, Вахтанг позади, обнимает за плечи сестру. Хорошие такие, довольно симпатичные дети.

Пять лет спустя в реальности все было не так идиллично, как на той нашей фотографии. Дети, практически не знавшие свою мать, начинали новую, «ссыльную» жизнь с незнакомой женщиной, про которую от тетки слышали лишь то, что не женись бы их отец на их матери, все у них, детей, сложилось бы по-другому. Возможно, со своей точки зрения она была и права. Но ведь не мы распоряжаемся своими судьбами. Так или иначе, но с отчимом, моим отцом, сестра с братом общий язык находили чаще, чем с собственной матерью. Тину определили в 10-ый класс, Вахтанга в 9-ый. В Тбилиси оба учились в грузинской школе. Тина прекрасно владела русским, да и все предметы давались ей легко, немцы лишь удивлялись. Она окончила школу на пятерки, но золотую медаль ей как «члену семьи изменника родины» не дали. Не очень переживая, она отправилась в Караганду, сдала приемные экзамены в мединститут и стала студенткой. Вахтанг же из-за незнания русского и отсутствия, какого либо желания учиться вообще, был оставлен в 9-ом на второй год. Данное событие привело в уныние абсолютное большинство его тогдашних одноклассниц, и вызвало бурный восторг у будущих девятиклассниц. Но только не у моих родителей… Я помню, как отец, приходя с работы, часами занимался с ним алгеброй и геометрией. И помню, что до брата никак не могло дойти, что же это такое: «геометрическая прогрессия». Мы с сестрой звали его между собой не иначе, как этими двумя словами. Парнем он был весьма интересным, сильным, не боящимся никого и ничего, местные ребята старались держаться от него подальше, а то вдруг мог взять и отлупить. Однако на меня с сестрой за дразнилки не обижался, лишь иногда пальцем грозил, это когда мы его чересчур доставали.

До того еще случилась одна странная, почти рождественская история. Как-то зимой, в декабре, когда снежный покров в тех местах достигал метра полтора, и передвигаться можно было только по зимникам – дорогам, уплотненным в снегу посредством тяжелого транспорта, в деревню въехал трактор. Сидящий рядом с трактористом молодой человек, спрыгнул вниз и поинтересовался, где здесь проживают Дроздовы? Ему показали. Так к нам, точно Дед Мороз какой-то, попал Гурам Асатиани, одноклассник и будущий супруг Тины, который добирался до нее, любимой, в Зеренду, примерно, как жены декабристов до своих мужей в Сибирь. Сначала до Караганды из Тбилиси он ехал, меняя поезда, потом следующие три дня – в кузовах попутных грузовиков и, наконец, прибыл в конечный путь маршрута на тракторе, чтобы провести с Тинатин новогодние каникулы. Чего только не бывает на свете!

В контекст чудес вписывается и история о семейных драгоценностях. Перед тем, как мою мать определили в ортачальскую тюрьму, помните, она, разделив все имеющееся у нее добро на две половины, одну оставила няне детей, другую забрала с собой, и у нее ничего не отобрали. Составили опись, вещички заперли в сейф, бумажку отдали ей. После же, перед тем, как попасть в очередную тюрьму, лагерь, колонию, она таким же образом драгоценности сдавала администрации до этапа и получала их обратно по прибытию в пункт назначения. Согласно той же описи. Процедура повторялась не один и не два раза, но из всей ее «коллекции» за все время не пропала ни одна из вещей. Окончательно драгоценности вернулись к ней, когда мы покидали «Коксун». Парадокс, но рассталась навсегда она с ними уже на «воле», в 1954 году; тогда мы жили в селе Тайнча, Целиноградской области, в отдельном финском домике, выделенном моему отцу как заместителю начальника МТС (машинотракторной станции), и где нас обокрали цыгане. Версия милиции была такова: мать открыла дверь цыганке, попросившей воды, и пока она за водой сходила, цыганка впустила в дом маленькую девочку, которая тихо шныряла по шкафам и комодам, нашла таки шкатулку с драгоценностями, шкатулку оставила, а содержимое забрала, выбравшись наружу через оконную форточку. Цыган ко времени обнаружения пропажи и след простыл. Все, с чем мать собиралась начать жизнь после ссылки, приказало долго жить.