А в мае 1992-го – совещание в Кремле по проблемам нефтегазового комплекса с приглашением руководителей ведущих предприятий. Предстоит обсудить ход реформ в этой важнейшей сфере, финансовое положение предприятий, работу по реструктурированию нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих объединений. Министр топлива и энергетики В. Лопухин, подготовивший к совещанию несколько важных, основополагающих документов, должен сделать доклад. Но, открывая совещание, президент сообщает, что принял решение освободить В. Лопухина от должности, а заместителем председателя правительства по топливно-энергетическому комплексу назначить председателя концерна "Газпром" В. Черномырдина.
Разногласия по кадровым вопросам у нас с президентом возникали еще в период формирования правительства. Случались они и позже. Мы их обсуждали, и принималось согласованное решение. На этот раз произошло иначе, все было решено за моей спиной. Не скрою, это явилось для меня серьезным ударом. И дело не только в том, что без консультации отправлен в отставку единомышленник и соратник, много сделавший для реформирования важнейшей отрасли народного хозяйства, – я понял, что мои возможности отстаивать перед президентом свою точку зрения подорваны и что на его поддержку больше рассчитывать не приходится. А это в конкретной политической ситуации неизбежно грозит деформацией реформ.
Сразу после совещания Ельцин позвонил мне, извинился, сказал, что хотел меня предупредить, но, к сожалению, не успел, не смог связаться. Обычная формальность. Первый импульс – немедленно подать в отставку, снять с себя ответственность за неизбежные негативные и болезненные последствия, к которым поведет отступление от реформ или просто их замедление. А что дело идет именно к этому – нетрудно было предвидеть. Шаг естественный и, наверное, политически рентабельный. Во всяком случае впоследствии понимающий толк в таких вопросах Г. Явлинский говорил мне, что именно в этот момент я упустил свой личный политический шанс. Но я тогда думал не о своей политической карьере, а о деле. Все достигнутое нами было еще предельно непрочно. Российский рубль не введен. Масштабная приватизация подготовлена, но не начата. Короче, реформы еще в высшей степени обратимы. Можно было, конечно, сделать красивый жест, но это напрочь перечеркнуло бы все, чего с таким трудом удалось добиться.
И все же мысль об отставке была. Вечером отменяю несколько встреч и совещаний, освобождаю себе время, чтобы спокойно подумать. Понимаю, остаться – значит, вести тяжелые арьергардные бои, наблюдать за тем, как сужается возможность принятия целесообразных решений и, вместе с тем, продолжать нести всю полноту ответственности за неизбежные негативные последствия ослабления финансовой политики, отступления от курса реформ.
Но уйти – значит, самому сдать еще отнюдь не проигранную позицию, отказаться от борьбы в критической ситуации, когда важнейшие структурные реформы подготовлены и вот-вот должны начаться.
После нелегких раздумий принимаю решение остаться и продолжать работу. Решающий аргумент - при всех проблемах мощные рычаги влияния на проводимую политику еще в моих руках.
Первейшая головная боль – Верховный Совет, где политика реформ – что красная тряпка для быка. Правительство с трудом отбивается от убийственных по своим финансовым последствиям предложений, а поскольку, как я уже сказал, президент отошел от непосредственного руководства Советом министров, напор отраслевых лоббистов сдерживать приходится мне. Пытаюсь разрушить схему прямого взаимодействия: отраслевые министерства – комитеты и комиссии Верховного Совета – Центральный банк, позволяющую, минуя председателя правительства, проводить в жизнь опаснейшие для экономики решения.
В целом отступление, ослабление финансовой и денежной политики оказывается политически неизбежным. В мае-июне вклад бюджетного дефицита в развертывание инфляции еще невелик, но быстро растет.
Свободное копирование
