Осень 1880 г. в Крыму
На конец лета и осень мы из Костина всей семьей поехали в Ялту, где нашли проводивших там лето Абрикосовых и Шевалдышевых. Мы, мальчики, с Ниной, мисс Маколей и В. А. Соколовым, устроились на даче Бухштаба на Верхней Аутской улице с большим садом и виноградником, в котором устроено было искусственное орошение. Катя с мужем сняли помещение где-то поблизости.
В то время Крым еще не был так посещаем, как впоследствии. Он еще не оправился даже от разорения Крымской кампании. Севастополь стоял еще в развалинах. Около Малахова кургана мы во множестве откапывали в земле ружейные пули. Ялта была еще очень небольшим городком. Мола не было. Пароходы бросали якорь в отдалении от берега. Посадка и высадка пассажиров производилась лодками. Осенью при большом волнении волны перекидывались через набережную и заливали береговое шоссе. В Ореанде еще стоял при нас белый дворец великого князя Константина Николаевича, сгоревший вскоре после I марта 1881 года, что дало тогда повод к толкам о поджоге с целью сокрытия компрометирующих великого князя документов.
В Ливадии проводил ту осень император Александр II, и во время наших прогулок по Ялте и окрестностям мы его неоднократно встречали. Он ездил в парной открытой коляске со светлейшей княгиней Юрьевской очень запросто, без свиты и без предварительного освобождения пути, появляясь всегда совершенно неожиданно. Императорскую коляску сопровождали обыкновенно три казака верхом -- один впереди, саженях в десяти, два непосредственно за коляской. Разочарованный в своих преобразованиях, как говорили тогда по крайней мере некоторые, преследуемый террористами, сбыв с плеч войну с ее конгрессами и похоронив жену, император предавался прелестям личной жизни, к великому соблазну кругов, наиболее ему преданных!
Наша строгая англичанка считала его новый брак великим грехом и ежедневно в молитвах своих просила Бога простить императору его слабость ради того добра, которое он совершил, освободив крестьян. Любопытно, что оттенок осуждения слышится и в суждениях, высказываемых по этому случаю даже теперь людьми, притом далекими от исповедания святости брака. Последняя любовь поэта (Тютчева) возбуждает к себе сочувствие, последняя любовь императора -- осуждение.
Раз как-то, когда мы возвращались от Абрикосовых из Чукур-ляра в так называемой "ялтинской корзинке" и на ялтинской набережной поравнялись с аптекой, нас обогнала императорская коляска. В этот самый момент из аптеки вышел "студент" в типичной для того времени круглой шляпе с широкими полями, в очках и с пледом на плечах. Совсем как запечатлел тогдашних "нигилистов" Ярошенко на своих полотнах. Царь не шевельнулся, а сопровождавший государя конвойный немедленно направился к студенту, отделившись от императорской коляски, которая быстро продолжала свой путь по набережной. Вокруг студента тотчас образовалась толпа, и нельзя было разглядеть, что произошло дальше. Одни говорили, что студент был арестован, другие, что его отпустили по установлении личности.