Встретились мы, как друзья… И я рассказал американцам о том, как и чем завершился скандал в бухте Тикси.
- Мало того, что я потерял тогда службу, - добавил я в заключение, - я чуть без носа не остался. А все - из-за этого каннибала! Еще хорошо, что удар был не прямо нанесен, а - сбоку…
Переводил, как обычно, Стась. Выслушав его, каннибал оскалился весело, затрясся от смеха. Но тут же посерьезнел. И долго, сосредоточенно разглядывал меня, и деловито щупал мне нос толстыми своими, черными, татуированными пальцами.
Потом он что-то прохрипел… И Стась склонился ко мне, участливо:
- Это все не страшно! Он уверен, что кривизну можно легко исправить.
- Правда? - обрадовался я, - каким же способом?
- Да самым простым… Надо теперь ударить - с другой стороны!
- Ну уж нет, спасибо, - сказал я поспешно, - этот рецепт пусть он прибережет для себя самого.
Мы сидели - как и в первый раз - на берегу, в столовой. Но пили теперь мало. А в карты и вовсе не играли. Все были озабочены делами, заняты мыслями. Я - своими, американцы - своими. Они, насколько я смог понять, браконьерствовали (незаконно добывали котика и морскую выдру - колана.) И для забот у них имелось немало причин.
Отправляясь на свой «Юкон», Стась сказал:
- Не знаю, сколько мы здесь проторчим. Власти пока не дают разрешения выходить в ваши воды… Разрешат - пойдем к Новосибирским островам. А нет повернем к Алеутам. Но при всех обстоятельствах эту субботу и воскресенье мы здесь пробудем. Так что решай! Хочешь с нами - приходи на шхуну. Ребята уже знают тебя, верят тебе…
- Но это значит - бежать с родины, - пробормотал я.
- Естественно, - сказал Стась, - а что? Или ты беспокоишься о чем-то?
- Беспокоюсь…
- О чем? О документах? Пустяки! Сделаем.
- Нет, я - о другом… Ну, скажи: что я буду в Америке делать? Что я там - могу?
- А в самом деле, что ты можешь?
- Да ничего… Ну, стреляю неплохо, еще умею бросать ножи. Но ведь это и там умеют, и почище, чем я! Да и вообще, - разве это дело?
- А чего же ты хочешь?
- Иную судьбу.
- Какую же? - Стась внимательно посмотрел на меня. Махнул рукою друзьям - чтоб не ждали. Затем уселся поудобнее и подпер кулаком подбородок.
- Ну? Я слушаю!
- Не знаю, как тебе объяснить, - заговорил я смущенно. - Я, видишь ли, пишу… Только не смейся! Да, сочиняю! И мечтаю как-то начать… Но разве я смогу начать за границей, - там, где все чужое? И язык, и люди, и сама земля?
- Ах, так вот, в чем дело, - сказал он протяжливо. - Ты бы хотел приехать на Запад, как интеллектуал, как фигура почтенная, значительная… А тебе невдомек, что Западу на это плевать!? Мы для него все равно чужие, лишние, каковыми бы мы ни были - интеллектуалами или гангстерами… Быть гангстером даже лучше. Все-таки бизнес!
Белокурый, с худым, костистым лицом, Стась был уже не молод. Но и не стар, - на вид ему можно была дать лет сорок пять. И говорил он, заметно нервничая: сюжет этот, очевидно, его задевал… И глядя на поляка, я подумал: интересно, а кто он сам-то? И как он вообще попал на эту шхуну?
Стась заказал пива. Отхлебнул и сказал - как бы отвечая моим мыслям:
- Я по образованию - историк. Славист. Перед войной был преподавателем в Варшаве. Затем ушел в партизаны. Сражался против Коричневых Рубашек и против Красных Звезд… Ну, и естественно, вынужден был потом уехать! А здесь теперь веду жизнь джеклондоновского бродяги… И я не один такой!
- Жалко, - пожал я плечами.
- Конечно, жалко, - сказал он, - но я все-таки не пойму: откуда у тебя этот снобизм? Мы все, значит, можем быть на простых ролях, а ты, значит, - нет?!
- Ты пойми, Стась, - сказал я. - Вот мы с тобой из разных стран, а живем одинаково! И оба находимся в конфликте со своим законом… Так какой же смысл мне это все перетасовывать? Блатные мудро говорят: "Хер на хер менять - даром время терять".
- Как хочешь, дружок, - сказал он, опуская брови. - Я вовсе не собирался тебя агитировать. Просто думал помочь… Ведь при всех обстоятельствах остается главный резон - свобода! А она - рядом! В хорошую погоду Америку можно увидеть невооруженным глазом.
- Но я сейчас и так свободен, - возразил я. - Скитаюсь повсюду, делаю, что вздумается…
- А политический режим?
- А что мне - режим? При режиме несвободны лишь те, кто служит ему, кто ему подчинены. Всякие чиновники, партийцы, работяги… Но я же бродяга! По выражению одесситов - "подземный человек".
- Та-ак. - Он быстро глянул на меня исподлобья. - Может, ты и вообще уходить не собираешься? Не хочешь?
- Нет, почему же? Хочу, - проговорил я медленно. - Очень хочу увидеть Америку, страну Марка Твена и Джека Лондона, Хемингуэя и Дос-Пассоса…
И есть еще остров, где умер Гоген! Дороги Фландрии, по которым бродил Уленшпигель. Парижские мосты, под которыми спал Франсуа Вийон. И места, где страдал молодой Вертер. И закоулки туманного огромного города, где жили Оливер Твист, Пирипп, Давид Копперфильд.
- Складно говоришь, - усмехнулся Стась. - Что ж, вот тебе и предоставляется возможность…
- Но я не желаю идти там понизу, по дну, жить в потемках. Как тот же Оливер Твист… Я устал от дерьма, с меня хватает нашего! Зачем мне еще хлебать заграничное? Нет, Стась, я намерен - если уж переступлю черту - воспользоваться всеми благами открытого мира!
- Я вижу, ты действительно сочинитель, романтик, - сказал поляк и прищурился иронически. "Всеми благами"… Ну, насмешил! А впрочем, дай тебе Бог.
- Конечно! Но для этого надо чего-то стоить… Надо сначала - кем-то стать!
Стась допил пиво. Со стуком поставил кружку на стол. И поднялся. И вид у него в этот момент был задумчивый, замкнутый.
Мы стали прощаться. И он вдруг спросил, задержав мою руку в своей:
- Ты говорил, что хочешь "стать кем-то"… Но ты уверен, что станешь? Что это получится?
- Не знаю, - насупился я.
- Смотри, потом спохватишься - а будет уж поздно… Еще пожалеешь об упущенном шансе!
- Может быть, - пробормотал я, - может быть…
Свободное копирование
