Я почему так заинтересовался данной темой? Дело в том, что недавно, как-то вечером, мне случилось забрести в один местный дом… (Алеши со мной не было, он ушел куда-то к родне; у него она имелась тут повсюду!) Встретила меня якутка - весьма миловидная, круглолицая, молоденькая. Я поинтересовался: "Где хозяин?" Она беззаботно махнула рукой: "Не знаю. Уехал куда-то". Я попросился - переночевать. И она, ни слова более не говоря, ввела меня в жарко натопленную комнату и указала на широкую, заваленную звериными шкурами, постель. Было поздно уже, и я сильно устал и зазяб. И улегшись - вытянулся с наслаждением. Незаметно стал задремывать… Но кто-то внезапно завозился рядом, легонько вздохнул. Еще не вполне осознавая реальность происходящего, я протянул руку - и пальцы мои ощутили горячее тугое женское бедро, скользнули по шелковистой коже.
И тут я окончательно проснулся!
Хозяйка, оказывается, успела раздеться и лечь со мною. Она лежала навзничь - вольно раскинувшись и полуприкрыв ресницы. Углы ее маленького пухлого рта были чуть приподняты в загадочной, выжидательной, неподвижной улыбке. Я глядел на нее, и мы оба молчали. Я - от растерянности, а она - не знаю уж, почему. Вероятно, она считала, что в такой ситуации любые слова излишни…
Она хороша была, эта азиаточка, что говорить! Одно лишь портило все, мешало мне, - густой, тяжелый запах рыбьего жира.
Я еще не привык к нему тогда, не вошел во вкус. Он поднимался, вызывая во мне спазмы - душил меня! И понадобилось время, пока я освоился и собрался с силами.
Побудило меня к действию, - должен заметить, - какое-то особое, сложное чувство. Определить его не так-то легко… Чувство ответственности, что ли? Ничего не поделаешь, - думал я, склоняясь над ней, - надо! Запах, конечно, мерзкий… Но куда ж деваться? Все-таки, это женщина! И если я не смогу, я потом всю жизнь себе этого не прощу. Да и судьба тоже мне не простит… Ведь не даром же существует старая заповедь: чего хочет женщина - того хочет Бог!
И вот, только я собрался с силами, - снаружи, со двора, донесся скрип полозьев, собачий визг, топот шагов.
Это вернулся хозяин.
Войдя в комнату, он искоса глянул на нас и быстро, коротко сказал что-то по-якутски. Жена ответила ему, так же коротко и весьма безмятежно. И лениво потащила на себя какую-то шкуру - зарылась в меха…
Он же медленно прошел к столу. Уселся грузно. И вытащил из-за пояса длинный, широкий, синевато поблескивающий нож.
А я, смятенно, - не сводя с него глаз, - вскочил и начал одеваться.
Жена его не проявила ни малейшего беспокойства, но я-то переполошился не на шутку. Еще бы! Я ведь всегда, в подобных случаях, представлял на месте мужа - себя самого… И теперь, естественно, ожидал скандала, может быть, поножовщины.
К кулачному бою северяне мало пригодны, но когда имеется нож - они страшны! С этим оружием они не расстаются ни на миг, привыкают к нему с младенчества и владеют им в совершенстве. Оно посерьезнее всякого кольта! Якуты и чукчи умеют бросать ножи из любого положения и даже - в темноте; определяя расстояние по звуку и безошибочно поражая цель.
Да и кроме того - как, вообще-то, сражаться с обиженным мужем?! Неловко все-таки. Нехорошо. У него же ведь - все права. А у меня…
А у меня был сейчас единственный выход из положения, - немедленно и без шума бежать! И так я и попытался было сделать. Но едва лишь я набросил на плечи полушубок и шагнул к дверям, - он сказал:
- Ей, куда ж ты? Постой… Так, паря, худо получается.
- Знаю, знаю, - пробормотал я, стоя к нему вполоборота. - Худо… Но что ж теперь делать?
- Иди сюда, садись. - Он подвинулся, опрастывая место на лавке. - Потолкуем.
- О чем?
- Обо всем… Ты, может, есть хочешь?
Эти его слова меня поразили и сразу обезоружили. И поколебавшись какое-то мгновение, я робко приблизился к столу.
Хозяин сидел спокойно. На столе перед ним лежал большой кусок вяленого мяса. И он не спеша отрезал тоненькие ломтики, и шумно жевал. И смотрел на меня, не мигая. И поигрывал длинным своим, тяжелым ножом.
Как и все якуты (это - раса монголоидов), был он коренаст и смуглолиц, с редкими кустиками усов, тяжелыми скулами и резкими коричневыми морщинами. Возраст его определить было трудно. А понять, о чем он думает - еще трудней! Маленькие глазки его были упрятаны глубоко и поблескивали остро и холодно. И хотя я сообразил уже, что скандала, видимо, не будет, - я все время держался настороженно, инстинктивно ожидая какого-нибудь подвоха…
- Ешь! - сказал он, придвигая мне мясо, - хочешь? Доставай-ка нож…
Ага! - подумал я, тотчас же, - начинается… И ответил, как можно небрежней:
- Нож я, конечно, могу достать. Он у меня всегда с собой… Но - не хочу.
- Что ж так? Мясо хорошее, медвежатина!
- Нет аппетита.
- Но, может, - нерпичьего сала? рыбьего жирку? Ты говори…
- Спасибо, - сказал я, - не беспокойся.
- Ты, что ли, больной?
- Да нет, просто - спешу. Не до еды. - Я пожал плечами. - Какая уж тут еда! Идти надо…
- Идти сейчас плохо, - отозвался он, - ветер поднимается, слышишь?
Некоторое время мы сидели так и беседу вели вполне светскую: о погоде, о здоровье, о всяких пустяках.
Достав трубочку и задымив, он поинтересовался тем, что я здесь делаю и откуда я родом? Я пояснил, что - заехал сюда случайно, а дом мой - в Москве. Он помолчал, катая трубку в зубах. И потом, приблизив ко мне скуластое, темное свое лицо, спросил:
- А бабу - имеешь?
- Нет. Холостой.
- Ай-яй, жалко. - Он поцокал языком. - Худо получается.
- Ничего, - успокоил я его, - всему свое время! Пока что спешить мне незачем.
- Вот то и жалко, что - незачем. Был бы ты здешний, имел бы бабу, - я бы к ней ходил…
- Что-о-о? - протянул я изумленно, - как?
- Однако ты, паря, глупый. - Он укоризненно качнул головой. - Ну, ходил бы к ней так же, как и ты вот - к моей… Ты же спал с ней! Может, теперь сына мне дашь.
- Да какой там сын, - отмахнулся я. - У нас с ней ничего и не было, не получилось. Я не смог - клянусь! Ничего не смог.
- Не можешь? - Он отшатнулся и захохотал. Высоко подбросил нож - и не глядя, поймал его за рукоять. И с силой вонзил в доску стола. - А я могу! О-го-го! Я много еще могу! Вот оставайся здесь, женись, - сам потом убедишься.