Я притащил в редакцию целую кучу рукописей; там были лирические стихи, две поэмы и несколько новелл из "Хакасской тетради".
Принимая бумаги, Дубинин сказал:
- Ничего себе архив! - Он посвистал негромко. - Да тут материалов - на полное академическое собрание. Такие обычно делаются посмертно…
- Ну, помирать я пока не собираюсь, - улыбнулся я, - и потому не претендую - на полное… Достаточно будет, если вы отберете какой-нибудь цикл стихов или - парочку рассказов. Даю вам право выбора!
- Даете, значит, такое право? - проговорил он иронически. - Ну, ну… Спасибо.
И потом - поднимая брови:
- Где ж это вы все - успели? Когда понастряпали?
- В тайге, - сказал я смирным голосом. - По вечерам. В свободное от работы время.
- Поглядим, - протянул он. - Посмотрим! А вы - покурите пока. Или прогуляйтесь по редакции, что ли…
Я покурил. И потом - прогулялся. И снова меня окружила и взбудоражила знакомая редакционная атмосфера; суета и гомон, и несмолкаемый стрекот машинок, и особый неповторимый запах типографской краски… Была во всем этом какая-то проклятая, дьявольская притягательность, была - что говорить!
Часа два спустя я заглянул к Дубинину - и застал его оживленно разговаривающим по телефону. Вид у него был уже не тот, что вначале; он словно бы и впрямь проснулся!
С треском бросив трубку на рычаг, он поворотился ко мне и сказал, сразу переходя на «ты» и как бы подчеркивая этим новую, дружественную форму отношений:
- Эй, старик! Ты где же шляешься? Я уже тут говорил - насчет тебя.
- С кем же это ты?.. - спросил я, подхватывая новый тон.
- С заместителем главного редактора. Он приглашает… Идем!
- Так ты, значит, считаешь…
- Естественно. Иначе - какой же был бы смысл?
- Ну, я рад.
- И я тоже, - сказал он, - это все-таки редкость, встретить среди "народных дарований" что-либо по-настоящему серьезное.
- А что тебе - к примеру… - начал я.
Он быстро сказал:
- Стихи! Лирические миниатюры, картины природы. Теперь, пробудясь, он все делал быстро, и - налету улавливая мысль - перебивал меня, опережал.
- Я просмотрел их, правда, наспех, - по диагонали - так что могу говорить лишь о первом, общем впечатлении… Так вот, оно неплохое.
- Ну, а как насчет…
- Прозы? Что ж, слог у тебя есть. Однако то, что ты принес, лучше даже и не показывать начальству. Во всяком случае - пока.
- Почему же?
- Да потому, что ты пишешь так, как будто живешь не в России, а где-нибудь на Западе…
- Что-о-о? - удивился я, - ну, брат, это ты загнул… При чем здесь какой-то дурацкий Запад?
- Ну, как же! Там ведь пишут - без тормозов. Работают, в основном, на эффект, на публику. И ты - тоже! Ты же никак не учитываешь наших требований, наших задач… Вот у тебя есть рассказ "Мирская тропа". Ты затронул в нем проблему сектантства. Проблема эта важная, серьезная, особенно - в здешних краях! Но какова же твоя позиция? Вместо того, чтобы осмыслить факты критически, - осудить и развенчать сектантство - ты ограничиваешься простым описательством. Мало того, ты даже как бы любуешься мрачным этим колоритом… Словом, ты оказался, как говорят журналисты, "в плену у материала". И это обстоятельство, имей в виду, сразу же отметят все, и поставят тебе в вину.
Дубинин произнес это бойкой скороговорочкой, слегка посмеиваясь, поигрывая бровью. Как бы приглашая меня отнестись к сказанному с юмором, но все-таки - запомнить и учесть, на всякий случай…
- Я ведь излагаю не столько свое личное мнение, сколько общую установку, - пояснил он, пряча рукопись в стол. - Понимаешь? - И замкнув ящик, пошагал к дверям.
- Постой-ка, - уперся я, - ты вот говоришь…
- Айда, старик, - мигнул он, - хватит митинговать! - И бесцеремонно потащил меня за рукав. - Начальство ждать не любит!