Школьные годы - 1

II. Школьные годы

В 1881 году я поступила в Литейную гимназию. 4 сентября папа повел меня на приемный экзамен.

Как я держала экзамен? Легко. Я была хорошо подготовлена. Помню, взрослые удивлялись моему миниатюрному виду, а мне было уже десять лет.

Первые дни я замечала, что классная наставница как-то подозрительно и с опаской посматривала на меня. Она и многие учительницы думали, что вот появилась в гимназии «вторая» Остроумова, такая же сумасшедшая шалунья и проказница, какой была моя сестра Маруся. Она училась в гимназии уже два года и решительно всем была известна. В рекреационное время она ухитрялась быть сразу во многих местах, везде вытворяя всевозможные и неожиданные шалости. Как сейчас ее помню: большие черные глаза блестели задором и удалью, щеки горели румянцем, две черных толстых косы плясали по спине, когда она проносилась мимо меня. Ее все любили, и толпа девочек бегала за нею. Классной даме она приносила много хлопот, но обезоруживала последнюю своей прямотой и искренностью, и дело ни разу не доходило до родителей.

Скоро все увидели, что я совсем другого темперамента, была спокойна и тиха, хотя иногда и выкидывала шалости, конечно чаще всего подбиваемая сестрою.

Помню одну нашу проказу. Дело было летом, в Финляндии. Мы с сестрой решили ехать на лодке по реке «до самого моря». Сестре было двенадцать лет, мне — десять. С вечера мы потихоньку снесли в лодку картофель, хлеб, спички и соль, а сами на рассвете тихонько выбрались из дому. Мы не подумали о родителях и их тревоге. Плыли мы на веслах целый день, изредка причаливая к берегу. Река была глубока, но не широка. В одном месте она сильно сужалась и начинала вертеться и петлять по обширной низине, видимо когда-то бывшей озером. Сестра решила исследовать местность, сократить время и труд и предложила вытащить лодку на берег и протащить ее волоком до конца этой равнины. Но, конечно, не только протащить, но и вытащить лодку на берег мы не смогли, как ни пыхтели. Пришлось проделать весь ее причудливый путь. Вечером, когда стало темнеть, мы выбрались на высокий берег. В сосновом лесу разложили костер и стали печь картофель. Картофель сгорел снаружи и был сырой внутри… Вокруг нас быстро темнело. Начались в лесу ночные шорохи и движение… Нам стало как-то скучно, потом грустно, потом мы стали плакать и решили, не глядя друг на друга, когда забрезжит свет, ехать домой. И так ночь мы просидели у костра. Утром поехали обратно; грести против течения было трудно, да и ладони наши покрылись пузырями. На полдороге нас встретили люди, посланные нашими родителями на поиски, они взяли нас на буксир. Когда мы подъезжали к дому, Маруся мне шепнула: «Не говори, что мы плакали».

К этому же времени относится появление в нашей семье Минны Васильевны Гаммерманн, которая на всю жизнь осталась моим другом.

Помню ее приход. Папа говорил с нею в столовой, а мы все пятеро расселись в ряд по стульям и внимательно слушали. Это была очень милая и кроткая особа, с бесцветными глазами и длинным утиным носиком. Окончив беседу, она обвела нас взглядом и, указывая на меня, спросила: «Эта девочка тоже ваш ребенок? Она не похожа на всех остальных!» Она долго жила у нас, пока мы все не подросли. Маленькая, с толстыми ручками, усеянными кольцами, она очень любила одеваться, особенно любила большие шляпы со страусовыми перьями.

Мы все к ней сильно привязались. Когда ей надо было уходить от нас, чтобы на другом месте опять подымать чужих детей, как мы и она горевали! Мы постоянно ее навещали и поддерживали с нею дружеские отношения, она всегда участвовала в важных событиях нашей семьи. Умерла она старенькой, во время голода, отдавая все свои силы и время чужим детям и их матерям…