Мы часто сообщаем о фантастическом интеллектуальном росте малых народов, перемахнувших из первобытно-общинного строя сразу на высоты социалистической культуры.
Действительно, сделано немало. Но в неуемном порыве хвастовства мы допускаем и фантастические преувеличения.
Первое поколение интеллигенции, естественно, не может воспринять культуру в полном объеме.
Ко мне пришел как-то молодой нанайский поэт.
— Вот вы, русские, — сказал он, слабо разбираясь в существе вопроса, — считаете нас дикарями. А у нас очень справедливые законы.
— Ну, например? — заинтересовался я.
— Ну, например, — сказал он, — если кто-нибудь убьет другого сына, он должен ему своего сына отдать.
Подумал и дополнил:
— Или деньгами, сколько тот попросит.
Потом он почитал мне стихи. Они были довольно сложные, с игрой слов, с изысками, и я — помню — сильно удивился.
Недоумение мое прошло, когда еврейский поэт Мойше Тейф сказал Лиле:
— У меня восемь строк, а у Юнночки шестнадцать. Вторую половину она досочинила сама. Но зато, как получилось!
Мне он писал:
"Если вы захотите переводить мою позму, я даю Вам полную свободу, но ставлю условие: перевод должен бы лучше оригинала".
Господи, как можно пойти на такое унижение!
На моем столе лежит потрепанная, зачитанная книга — "Высокие звезды". Автор — Расул Гамзатов. Стихи его великолепны.
Два талантливых переводчика, Гребнев и Козловский сотворили чудо. Перед нами живой, дышащий поэт — лукавый, трогательный, своеобразный. Пожалуй, слегка чувствуется влияние Маршака, но на фоне кавказского колорита это приобретает особый аромат.
И какое удивительное единство стиля! Разве можно подумать, что здесь трудились двое? (А вернее — трое!)
Вот строфа со страницы тридцать четвертой:
"Махмуда песни будут жить, покуда
Неравнодушен к женщинам Кавказ.
Но разве после гибели Махмуда
Любовных песен не было у нас?"
А вот — со страницы двести сорок шесть:
"Певец земли родной,
Я сплю в могиле тесной!
Кто рядом спит со мной?
Мне это неизвестно".
Какую строфу перевел Гребнев, а какую Козловский? Если не заглянешь в оглавление, узнать нельзя.
Но случилась беда: триединство распалось. Вероятно, произошла обыкновенная глупая человеческая ссора.
А Гамзатова, русского Гамзатова больше нет. Его переводят самые известные поэты — Рождественский, Ахмадулина. Они и переводчики отличные. А тут — никак не могут попасть в тон.
И парадокс: стихотворцы, которых переводят теперь Гребнев и Козловский, вдруг стали писать лучше и все как один похожи на прежнего Гамзатова.
Кайсына Кулиева, например, просто не отличить.
Я спросил у прелестного человека Ф. И.:
— Что это значит?
Он тонко улыбнулся:
— Я не буду отвечать на ваш вопрос. Скажу только, что у Гамзатова недавно опубликован цикл сонетов. А я точно знаю, что на аварском языке нет рифмы.
Я внутренне ахнул: как нет рифмы? Но у него же все стихи рифмованные!
Может быть, Ф. И. пошутил? Да нет, вряд ли. Разговор шел серьезный.
Предвидя хор возражений, хочу ответить сразу. Я ни на секунду не собирался бросить тень на знаменитого аварского поэта. Может быть, на родном языке он пишет прекрасно и ему совсем не нужна рифма. Но уверен в одном: он непохож на своего русского однофамильца.
Свободное копирование
