Скоро, однако, выяснилось, что в деле «священной борьбы с коммунизмом» на убийствах из-за угла далеко не уедешь. Реакционные западноевропейские круги весьма благосклонно смотрели на идею вооруженной борьбы белых армий на русской территории, но к политическим убийствам на их собственной территории относились резко отрицательно.
Покушения прекратились. Но началась диверсионно-шпионская деятельность определенных элементов белого офицерства непосредственно в Советском Союзе. Организовал ее и дирижировал ею сам Кутепов.
Стороннему наблюдателю было трудно составить себе представление о размахе этой деятельности, а тем более ее подробностях. Само собой разумеется, что протекала она в условиях строжайшей конспирации, и никакие точные сведения о ней не проникали в толщу эмиграции, а тем более в печать. Лишь изредка в эмигрантских разговорах проскальзывал слух, что Кутепов ведет какую-то «большую работу» и засылает на советскую территорию «верных людей» из числа подчиненных ему в порядке добровольности белых офицеров. Надо при этом заметить, что эмиграция вообще очень мало интересовалась конспирацией. Все ее грезы сводились или к пережевыванию слухов о «весеннем походе и неминуемой гибели большевизма», или об «эволюции большевизма до уровня западноевропейского парламентаризма».
Лишь в 1929 году тема о «большой работе» сделалась на некоторое время ведущей в эмигрантских разговорах. Об этом — несколько ниже.
Едва ли можно сомневаться в том, что засылка в СССР Кутеповым шпионов и диверсантов, осуществлявшаяся в условиях строжайшей конспирации и требовавшая притока значительных денежных средств, производилась за счет иностранных разведок, но сколько-нибудь определенных сведений на точное происхождение этих средств в широких слоях эмиграции не имелось.
Сам Кутепов жил очень скромно. Лица, посещавшие его, неизменно отмечали не только скромность, но и некоторую бедность, царившую в его жилище. Жил он с женой, малолетним сыном и оставшимся от прежних времен вестовым для личных услуг в квартире из двух маленьких комнат, расположенной в квартале, заселенном мелкими чиновниками, ремесленниками и мещанами. «Делами» официального порядка, то есть связанными с управлением РОВСом, он занимался в помещении канцелярии 1-го отдела РОВСа, расположенной в 12-м городском округе Парижа.
Но кроме этих двух помещений он ежедневно появлялся еще и в третьем, расположенном в центре Латинского квартала Парижа. Назвать конспиративной эту квартиру в полном смысле слова нельзя, так как и сам Кутепов, и его ближайшее окружение открыто говорили о ее существовании. Занимался он там, по его словам, «гражданскими делами» в отличие от «военных дел», которые вел в вышеупомянутой квартире РОВСа. Само собой разумеется, что в дальнейшие уточнения о сути этих «гражданских дел» он не пускался.
Несколько лет спустя после признания Францией Советского Союза один из левых депутатов французского парламента внес министру внутренних дел запрос: «На каком основании французское правительство разрешает иностранцу (Кутепову) вести подрывную работу на территории Франции против государства (СССР), признанного Францией?» Ответ министра был маловразумительным: «В распоряжении министерства не имеется данных, которые позволяли бы считать подрывной ту работу, на которую указывает уважаемый депутат». Сообщение это, помещенное во французских газетах в порядке обычного отчета о заседаниях парламента, было перепечатано эмигрантскими газетами и вызвало горячие споры среди эмигрантов. Одни усматривали в расплывчатом ответе министра прямую поддержку французского правительства, оказываемую вождю воинствующей части белой эмиграции. Другие считали, что сам факт запроса и его содержание свидетельствуют о враждебных по отношению к эмиграции чувствах значительной части французской общественности и что подобные настроения таят в себе много неожиданных и неприятных для эмиграции сюрпризов в будущем.
К Кутепову явились репортеры. На их вопросы о «гражданских делах» он невозмутимо отвечал: — Как русский, я имею право интересоваться русскими делами. Ничего противозаконного с точки зрения законов Франции в этом нет. На интересующей вас квартире я получаю советские газеты и советскую литературу, читаю, делаю вырезки из них, сопоставляю… изучаю… Вот и все.
Едва ли нужно говорить, что подобный ответ никого не удовлетворил, но острота вопроса быстро притупилась, и вскоре о третьей кутеповской квартире большинство эмигрантов забыло.
Свободное копирование
