Хартфорд - 8

Мои ученические годы были очень приятными. Как уже сказано выше, я ежедневно занималась гольфом у Джека Стейта. Похоже, из меня получался очень хороший игрок. Я могла бить почти на милю и очень технично работала с шарами. Единственное, в чем была слабовата, — это ведение клюшкой. О Боже! Интересно, тряслись ли тогда у меня голова и руки. Не то чтобы это было уж очень заметно, а просто чувствовалась неуверенность. Словом, как бы там ни было, но гнать мяч в лунку легкими выверенными ударами я не умела. И тогда — и теперь — и всегда.

Меня очень утешало то, что я не обязана ходить в школу и общаться с девочками. Мои две действительно верные подруги — Али Барбур и Тимми Робинсон — бросили Оксфорд и поступили в школу Этель Уокер в Симсбери. Относительное одиночество не угнетало меня. У нас была швея — Мэри Райан, которая, как правило, приходила по четвергам. Я всегда с ней беседовала. Она была ирландкой. Очень красивая женщина. А еще у меня был свой маленький театр, который я сама смастерила из деревянного ящика. В днище ящика через каждые полдюйма были сделаны щели, в которые можно было вставлять декорации и актеров. Я сочиняла разные сюжеты.

Был у меня и занавес, который можно было поднимать и опускать. Я показывала представления братьям Дику и Бобу. Им вроде бы нравилось.

По субботам Папа водил нас в кино на вечерний сеанс. В городе было три кинотеатра, которые мы могли посещать, — «Стрэнд», «Мэджестик», «Эмпайр». В «Эмпайре» показывали вестерны, и там легко было парковать машину. Немые картины с Томом Миксом — Уильямом Хартсом. Мои вестернские киногерои. Я обожала кино. До сих пор обожаю. Какое замечательное искусство! Леатриче Джой и Томас Мейан в «Непреднамеренном убийстве».

Я должна рассказать все до конца. Был еще кинотеатр «Поли» — на Мейн-стрит. Мы никогда не ходили туда, потому что там демонстрировали водевили, а Папа был к ним абсолютно равнодушен. И вот однажды произошла забавная история. Мама почти никогда не бывала с нами в кино. Ей казалось, что кино — это глупо. Ну да ладно. Помню случай в «Мэджестик». Поскольку Папа оказался занятым, в кино нас повела Мама. Картина была очень сентиментальная, но Маму она почему-то необычайно забавляла. Мама смеялась во весь голос прямо-таки гомерическим смехом и никак не могла остановиться. В партер спустился билетер и попросил ее покинуть зал. Мне было стыдно. Такой позор. Понимаете, Мама просто не получала удовольствия от киносюжетов. Она была очень рациональна. Удивительно, что волею судеб у нее родилась дочь, ставшая кинозвездой.

Родители, как правило, смотрели все хорошие пьесы, которые шли в театре Парсона. Если мы изъявляли желание посмотреть спектакль, они покупали нам билеты на дневное представление. Наши посещения были нечастыми. Я подговаривала Дика и Боба ходить в аптеку и покупать там для меня киножурнал. Журналы эти казались мне замечательными. Одновременно они покупали себе и мне сливочное мороженое, покрытое фруктовой помадкой и шоколадным порошком. Такое мороженое называлось «шоколадным империалом». Деньги на эти деликатесы я зарабатывала уборкой снега с нашей аллеи зимой и обрезкой веток и стрижкой травы на лужайках в остальное время года.

Дом № 133 по улице Готорн, так давно занимаемый нами, подлежал сносу, и «Эрроу электрик» намеревалась расширяться именно за счет поглощения территории нашего участка.

Папа, с четырьмя детьми и с пятым на подходе, не мог ждать в такой ситуации. Он нашел дом № 352 на Лорел-стрит, даже в малой степени не идущий в сравнение по красоте с домом № 133, но лучший из того, что имелось в наличии на то время. Папа отремонтировал его, причем за вполне умеренную сумму. Мы собирались уже было переезжать, как вдруг «Форест стрит ассошиэйшн» приобрела дом № 133 как исторически ценное здание. Они тут же поставили в известность Маму. Она стала уговаривать Папу остаться в старом доме. Однако Папа проявил твердость и отказался. Сказал, что он арендовал дом на два года и что назад хода нет. И мы переехали.

Мама обожала дом на Готорн, и он и усадьба имели какой-то неуловимый шарм и индивидуальный облик. Она расстраивалась при мысли о доме на Лорел-стрит. Я считала, что Мама права: дом № 133 был и неповторим, и красив; дом же № 352 был в самом деле неказист. Бедная Мама. Она так никогда и не смогла забыть этого. Мне пришла на память такая мысль: если у вас есть выбор, следует быть очень предусмотрительным, чтобы не пойти по какой-то дороге лишь потому, что вы так предварительно запланировали. У вас есть выбор, будьте очень внимательны, чтобы не оказаться под сильным влиянием того, что имеет существенное значение только в беге на длинную дистанцию. Мы не были богаты, и Папа думал о потраченных деньгах.

Мы жили в доме № 352 и, кроме того, купили часть усадьбы по адресу Блумфилд-авеню, 201, что напротив Хартфордского университета. Там мы собирались построить замечательно красивый дом.

Том и я родились на Гудзон-стрит, в доме № 22.

Дик и Боб родились в доме № 133.

Мэрион и Пег родились в доме № 352.

Сейчас я в Хартфорде, куда частенько приезжаю. Еду по нему на своей машине — из Нью-Йорка. Только что миновала Капитолий и Лорел-стрит. Тут теперь большая автострада. Она строится уже несколько лет. На месте вон той развилки стоял аптекарский магазинчик — «Чайльдс». Одно из моих преступлений состояло в том, что я имела обыкновение увеличивать там наш кредитный счет. «Херши», шоколадки и лакричные палочки. Поскольку я не знала удержу, кредит в конце концов должен был прекратиться. Я с удовольствием могу съесть и сегодня полкилограмма шоколада — благодаря магазинчику «Чайльдс». Тренировка — великая вещь.

Кстати, если вы едете по Лорел мимо Капитолия и потом по железнодорожному мосту — к перекрестку Лорел и Готорн (которая справа от вас), — то оказываетесь в том месте, где раньше располагались «Гросери Мэрфи» и «Батчер шоп». Здание все еще стоит. Корзиночки с инжиром, воздушные бисквиты — «убийственный» букет из шоколада и зефира на ванильной булочке (они были настолько приятны на вкус и настолько быстро съедались, что их перестали выпекать). Да, мистер Мэрфи, кто бы вы ни были, я хорошо вас помню. Те квадратные жестяные коробочки со стеклянными окошечками, через которые можно было видеть, что находится внутри, — не чета нынешним стандартным упаковкам. И мистер Мэрфи позволял нам пробовать его сладости.

Что же, пора покинуть магазинчик Мэрфи и повернуть либо налево, либо на запад по Готорн, к дому под номером 133. Сначала завод — «Эрроу электрик компани», потом угол нашей лужайки с фасадной стороны. Аллея.

Наш дом в стиле викторианской готики — три островерхих фронтона, украшенных кружевной отделкой черного цвета, — исчез. Аллея — деревья, затейливые и простые, — ручей — бледно-желтые нарциссы. Ничего нет. Даже ручей замурован в трубу. Что ж, таков стиль сегодняшней жизни: «трубные» вещи — консервированные вещи — замороженные вещи — компьютеризованные вещи. Надо бояться этого. Втискиваясь в квартиру под номером ХУ-133-609-00, лишенную простора и воздуха, нельзя развить восприимчивый к красоте ум, богатое воображение или независимый дух. Да, конечно, нас так много, и нам необходимо экономить пространство.

А все же они оставили нетронутой северную часть Нук Фарм. Она включает прилегающий участок Форест-стрит. Дом Марка Твена и дом Гарриет Бичер Стоу. Моя сестра Мэрион участвовала в кампании по их спасению. Сколько труда пришлось приложить, чтобы отреставрировать их. И хотя эти здания относятся к эпохе, в которой жило предыдущее поколение, тем не менее это та самая атмосфера, в которой воспитывалась и я: покрытые циновками полы наверху, стиль камина — панели, сланцевые и мраморные, кухни с окнами, сделанными «запрудой», чтобы ловить солнце… Удобные для отдыха уголки. Все в доме задумано так, чтобы человеку жилось удобно и приятно. Пойдите и посмотрите на него. Обратите внимание на детали. Все строилось с такой тщательностью. Ковры и отсутствие оконных занавесок на южной стороне. Цветочные натюрморты Гарриет Бичер Стоу. Мебель, которую она раскрасила. Сад — она выращивала помидоры и герань. О, герань!