Нашествие. 1914 год - 139

Глава девятая

В укрепленном лагере Парижа. -- Встреча с лордом Китченером в Дюнкирхене. -- Фош и маршал Френч. -- Визит бельгийскому королю. -- В Касселе и Брюэ. -- В гостях у армий Мод Гюи и Кастельно. -- Снова в Бордо. -- Разрыв с Турцией. -- Артиллерийский и авиационный материал. -- Битва во Фландрии. -- Снова отъезд из Бордо.

Четверг, 29 октября 1914 г.

 Вчера вечером выехал с министром финансов Рибо и министром общественных работ Марселем Самба поездом из Бордо, сегодня утром прибыл на вокзал инвалидов и немедленно отправился в Елисейский дворец, все еще пустынный и унылый, с голыми стенами. Моя преданная Бабетт, собачка-бриарка с длинной шерстью, весело приветствовала меня.

 Принимаю в своем рабочем кабинете сначала военного губернатора, затем префекта Сены. Генерал Гальени кажется мне теперь несколько склонным к критике. Однако при всем том его замечания заслуживают внимания правительства и моего. Фронт слишком растянут, говорит он, завеса наших войск слишком слаба, "из кружева". Он убежден, что немцы бросят во Францию еще значительные новые силы. Я отвечаю, что мы вынуждены держать всю линию фронта от моря до Швейцарии, так как у союзников нет более мощных активов. Мы должны, продолжает он, спешно создать территориальные дивизии. Он считает, что их легко отправить в Париж и вверить его начальству. Берется обучить их и отправлять на фронт по мере того, как их будут требовать от него. Он сурово отзывается об "инерции" канцелярий военного министерства.

 Делание сообщает мне, кажется, не без доли злорадства, о кампании, которую, по его словам, ведут против меня "консервативная буржуазия и, в частности, круги адвокатуры и суда". Мне, как говорит он, не делают никаких конкретных упреков, но эти господа в плохом настроении и, [317] естественно, ополчаются против меня. Это настроение, быть может, в большей мере результат расстройства экономической жизни, пролонгации моратория, застоя в делах, нежели ужасов войны. Оно проявляется в мягких, но непрекращающихся насмешках над "правительством в Бордо", причем олицетворением правительства охотно считают президента республики.

 Извещенный офицерами связи о моем приезде в Париж, генерал Жоффр тоже явился провести со мной часок. Он, как всегда, вполне владеет собой, и его умышленный оптимизм нисколько не расстроен длительностью операций и их неопределенным характером. Он продолжает считать, что правительство не должно возвращаться теперь в Париж. Но приводимые им аргументы не кажутся мне безусловно убедительными, и я не скрываю от него своего мнения. Он теперь спокойнее, чем в последнее время, в вопросе о военном материале и снаряжении, хотя медленность производства все еще приносит разочарования. Он был очень встревожен событиями в Бельгии, но послал Фошу одно за другим подкрепления и считает, что с этой стороны опасность устранена. Он поедет со мной в воскресенье в Дюнкирхен и в понедельник в Фюрнес. Лорд Китченер велел передать мне, что будет счастлив встретиться с Жоффром, Мильераном и мною.

 Чтобы прощупать немного ту недовольную буржуазию, о которой мне с такой настойчивостью говорил префект Сены, я поехал в академию. Я отправился туда в обществе моего друга Эжена Брие, который на днях уезжает в Соединенные Штаты и берет от меня рекомендательное письмо к президенту Вильсону. Он сообщил мне, что сегодня академия будет редактировать ответ на манифест девяноста трех представителей немецкой интеллигенции [1], пытавшихся возложить на союзников ответственность за войну, и сказал, что многие из моих собратьев по академии желали бы знать мое мнение относительно предполагаемого текста ответа. У меня не было ни малейшего возражения по поводу прочитанного мне текста. Он составлен Эрнестом Лависсом, и академия приняла его единогласно. Марсель Прево, служащий теперь в чине артиллерийского капитана в укрепленном лагере, [318] явился в форме, чтобы выполнить свою роль председателя академии и председательствовать на заседании. Пьер Лоти, который благодаря Гальени тоже снова надел свой мундир морского офицера, принес нам на это мирное собрание помощь от флота.

 Некоторые академики, и я в том числе, были того мнения, что после нашествия немцев на Бельгию избрание в академию такого писателя, как Метерлинк, имело бы важное значение в глазах всех дружественных народов. Однако Лависс сообщил мне, что Лами и другие академики противятся этой кандидатуре. Они находят, что Метерлинк является скорее представителем немецкого духа, чем французского, и, кроме того, ссылаются также на то, что некоторые его книги включены в индекс -- возможно даже, что в этом заключается основной мотив их оппозиции. Если избрание не может быть единогласным, то, конечно, лучше отказаться от нашей идеи и не воздавать Бельгии почести, которая подверглась бы оспариванию.

 В конце дня Госсорг, вице-председатель ассоциации парламентских журналистов, сказал мне, что в палате, где слоняется несколько праздных депутатов, мне делают упрек в том, что я посвятил первый день своего пребывания в Париже академическим пустякам. Быть может, они правы. Но строгая конституция не разрешает мне прогуливаться по кулуарам Бурбонского дворца. А затем манифест девяноста трех, пожалуй, вовсе не является такой уж мелочью.