Мы воевали с песнями. Это и привело к мысли ввести в работу вокальный квартет. Хотелось, чтобы эти песни прозвучали в композиции, мечтали о хоре, но это было неэкономно. Мы пригласили вокальный квартет Государственной Московской филармонии в составе М. М. Попова, С. Ф. Федорова, П. Г. Игнатьева, Л. В. Рыбкина, с которым и приступили к решению нашей задачи.
Безмятежно звучал старинный вальс, открывая картину московских балов накануне нашествия Наполеона. Молодой штаб-ротмистр Денис Давыдов вальсирует на балах, читает светским красавицам свои любовные послания:
"Вы хороши! — Каштановой волной
Ваш локон падает на свежие ланиты".
А в это время Наполеон со своей армией, полк за полком, батарея за батареей, переходит через Неман и пристраивается на русском берегу.
"Первая весть о войне, — сообщает Денис Давыдов, — заставила меня отказаться от московских балов и сердечных порывов и возвратиться, подобно Телемаку, к моему долгу и месту... Мы подошли к Бородину. Эти поля, это село мне были более, нежели другим, знакомы! Там я провел и беспечные лета детства моего и ощутил первые порывы сердца к любви и к славе. Но в каком виде нашел я приют моей юности!.. Все переменилось! Завернутый в бурку и с трубкою в зубах, я лежал под кустом леса за Семеновским, не имея угла не только в собственном доме, но даже и в овинах... Глядел, как шумные толпы солдат разбирали избы и заборы Семеновского, Бородина и Горок для строения бивуаков и раскладывания костров".
"И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
Французы тут как тут".
Эпизод из "Войны и мира" привлек наше внимание. Пленный крепостной человек Денисова Лаврушка:
... в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом, подъехал к Наполеону...
— Вы казак?
— Казак-с, ваше благородие.
(Лаврушка)... "очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что ничего не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон... Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
— Оно значит: коль быть сражению, — оказал он задумчиво, — и в скорости, так это так точно. Ну а коли пройдет три дня, а после того самого числа, тогда значит это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: "Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает, что случится".
Наполеон не улыбнулся, хотя от, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слава.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
— Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья... — сказал он...
Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. "Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника" — говорит Тьер... "Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям".
Наполеон поехал дальше... а "птица, возвращенная родным полям", поскакал на аванпосты...".
Здесь звучит народная песня:
"Вдоль по Питерской,
По Тверской-Ямской..." —
как бы выражая настроение лукавого Лаврушки, внезапно вырвавшегося из плена.
Быстрая сметка русского солдата, остроумно перехитрившего вышколенную свиту Наполеона, да и самого Тьера, с которым так тонко полемизирует Толстой, артистическое лукавство этого "дипломата", в завуалированной форме предсказывающего судьбу двух империй и тут же ловким комплиментом спасающего свою шкуру, совершенно очаровали и нас, и я тотчас же завладел этими страницами, чтобы немедленно приступить к работе.
Таким образом, я уже работал над избранными текстами, уверенный, что они обязательно войдут, а мои соратники в это время продолжали выстраивать полотно композиции.