Следующая картина композиции — болезнь Владимира Ильича. Ильич в Горках. Здесь шел зимний пейзаж:
"... все небо ясно;
Светил небесных дивный хор
Течет так тихо, так согласно...".
На елях тяжелый снег. Тишина в парке. Описание зимнего пейзажа сопровождается музыкой Чайковского из его цикла "Времена года". Советский народ и трудящиеся всего мира переживают болезнь Ильича, как свое большое личное горе.
После ранения В. И. Ленин снова постепенно возвращается к работе. Он мечтает об электрификации всей страны.
Звучат его слова о плане ГОЭЛРО, а затем о праве человека на мечту, взятые из его труда "Что делать?".
И вот заключительная часть:
"Кресло за креслом,
ряд в ряд
эта сталь,
железо это
вваливалось
двадцать второго января
в пятиэтажное здание
Съезда Советов.
Усаживались,
кидались усмешкою,
решали
походя
мелочь дел.
Пора открывать!
Чего они мешкают?
Чего
президиум,
как вырубленный, поредел?"
Так мы приближались к финалу. Строфа за строфой текут стихи Маяковского. Их поступь тяжела, замедленна, они налиты скорбью...
"Потолок
на нас
пошел снижаться вороном.
Опустили головы —
еще нагни!
Задрожали вдруг,
и стали черными
люстр расплывшихся огни".
Огромное несчастье обрушивается, оно ощущается раньше, чем сообщает о нем Калинин. Оно уже прочитано, угадано, уже сдвинулся потолок Большого театра и поплыл, преобразуясь, по образному выражению поэта, в предвестника беды — ворона.
Торжественно, как реквием, звучат стихи:
"Этот год
видал,
чего не взвидят сто.
День
векам
войдет
в тоскливое преданье.
Ужас
из железа
выжал стон.
По большевикам
прошло рыданье".
Маяковский запечатлел пережитые всеми нами траурные дни, он нашел слова и ритм тех исторических минут. Обратите внимание, как выражено ощущение сдвинутого горем времени:
"Радость
ползет улиткой.
У горя
бешеный бег.
Ни солнца,
ни льдины слитка —
все
сквозь газетное ситко
черный
засеял снег".
Местами в строфы Маяковского вплетается ритм революционного траурного марша "Вы жертвою пали в борьбе роковой", а также мелодии любимой песни Ильича "Замучен тяжелой неволей". Этот незаметный, едва ощутимый строй песни прочитывается в строфах:
"Вовек
такого
бесценного груза
еще
не несли
океаны наши,
как гроб этот красный,
к Дому Союзов
плывущий
на спинах рыданий и маршей".
Или:
"Знаменные
снова
склоняются крылья,
чтоб завтра
опять
подняться в бои:
"Мы сами, родимый, закрыли
орлиные очи твои"".
Стихи поют все время вторым планом, слышишь это звучание. Оно держит в плену. Стихи ведут к вокальности, замедляется ритм, слова роняются медленно, как падающие слезы...
И снова возникает музыка Баха, как тема утверждения жизни. Поэма завершается оптимистически, верой в бессмертие дела Ленина.
"Стала
величайшим
коммунистом-организатором
даже
сама
Ильичева смерть".
Героическая соната Бетховена, на которую ложатся последние строки поэмы, звучит как утверждение бессмертия человеческого духа.