Комсомольская юность - 7

Мне пришлось дважды столкнуться с жертвами того времени.

Среди пациентов и друзей мамы была семья Узюковых. Они жили в большом доме на Кузнецком мосту. С их единственной дочкой, моей ровесницей Розой, мы занимались немецким языком в частной группе еще в дошкольные годы. Нередко занятия проходили в большой и светлой двухкомнатной квартире Узюковых. Розин отец был красным командиром высокого ранга. На его гимнастерке красовался полученный еще в Гражданскую войну орден Боевого Красного Знамени. Я его хорошо помню: высокий, широкоплечий, молодой. Он любил возиться с нами, малышней, после урока. Жаль, что не помню его имени. Жену его звали Любовь Яковлевна. Она была красавица и работала в аптеке. Узюков, видимо, обожал жену и дочь. Мою маму вся их семья почитала. Помню, что когда умер отец, меня на пару дней, до похорон, отвели к Узюковым.

И вот году в 36-м он вдруг умер. Потом из подслушанных разговоров взрослых я узнал, что он застрелился. Рассказывали, что его близкий друг оказался вредителем. Узюков надеялся помочь ему осознать свои «заблуждения» и не сообщил вовремя «куда следует». А друг тем временем готовил диверсию. Погибли люди. Узюков считал себя виноватым в их смерти и... застрелился. Я его ужасно жалел, но понимал, что жить с сознанием своей виновности в гибели людей он не мог. В своей еще детской душе я клялся быть бдительным, быть непреклонным, быть суровым...

Теперь-то я не сомневаюсь в том, что Узюков все понимал, был уверен, что топор палача занесен и над его головой. Своим выстрелом он спасал жену и дочь.

Другой случай — мой дядя Миша. Я уже писал, что он был заместителем наркома финансов Гринько. Когда того арестовали, с дядей случился странный «казус». Как мне со слов тети рассказывала мама, его на ходу поезда случайно вытолкнули из тамбура переполненной подмосковной электрички, когда она уже шла мимо платформы. Дядя ударился головой. Пришлось поместить его в психиатрическую клинику. Ясно помню его лицо, когда через пару лет он оттуда возвратился домой. Даже мне, мальчишке, был виден глубочайший страх в его глазах. Я полагал, что это — следствие помешательства после травмы головы. Теперь мне ясно, что в клинику дядю Мишу спрятали от неминуемого ареста, и он боялся, что опасность еще не совсем миновала. Остальные годы до начала Отечественной войны дядя работал в издательстве «Советская энциклопедия». Во время войны умер.

«Над страной весенний ветер веет. С каждым днем все радостнее жить...» Так пели мы искренне и горячо, проходя в веселой, праздничной толпе первомайской демонстрации по широкой площади мимо украшенного транспарантами большого дома... А в его застенках, неслышные нам, хрипели избиваемые, ни в чем не повинные люди. А потом людской поток выносил нас на Красную площадь, и мы восторженно кричали «Ура!», махали руками и тянулись к мавзолею, где на трибуне в простом наглухо застегнутом полувоенном кителе стоял самый дорогой нам человек, наш защитник, наш «мудрый кормчий».