LXVII
Неудобство от цепей на ногах, лишавшее меня сна, содействовало ухудшению моего здоровья. Шиллер хотел, чтобы я пожаловался на это, и уверял, что доктор должен будет позволить мне снять их.
Несколько времени я не внимал ему, но потом уступил его совету и сказал доктору, что для того, чтобы вновь мне получить благодеяние сна, я прошу его позволить мне снять цепи, по крайней мере, на несколько дней.
Доктор сказал, что моя лихорадка не дошла еще до такой степени, чтобы он мог согласиться на мою просьбу, и что нужно, чтобы я привыкал к оковам.
Ответ раздосадовал меня, и я обозлился на то, что высказал эту бесполезную просьбу.
-- Вот что я выиграл тем, что последовал вашему совету, -- сказал я Шиллеру.
Случилось, что я сказал ему эти слова довольно резко: этот грубый, но добрый человек оскорбился ими.
-- Вам не нравится, -- вскричал он, -- подвергать себя отказу, а мне не нравится ваша надменность со мной!
Потом продолжал в таком роде:
-- Гордецы полагают, что их величие в том, чтобы не подвергать себя отказам, не принимать, что им предлагают, стыдиться тысячи нелепостей. Alle Eseleien! Все глупости! Пустое величие! Непонимание истинного достоинства! Истинное достоинство, большею частью, состоит в том, чтобы стыдиться только дурных дел.
Сказал это и ушел, наделав адского шуму ключами.
Я обомлел. "Все-таки, мне нравится эта грубая откровенность, -- сказал я. -- Ведь шли из сердца как и его приношения, так и его советы, так и его сострадание. И разве он не правду сказал мне? Скольким слабостям не даю я имени, между тем как они суть не что иное, как гордость?"
В обеденный час Шиллер впустил арестанта Кунду внести горшки и воду, а сам оставался на пороге. Я позвал его.
-- Некогда, -- отвечал он сухо-пресухо. Я соскочил с досок, подошел к нему и сказал:
-- Если вы хотите, чтоб еда шла мне впрок, не делайте этой злой мины.
-- А какую же мину надо мне делать? -- спросил он.
-- Какая у веселого человека, какая у друга, -- отвечал я.
-- Да здравствует веселье! -- воскликнул он. -- И если, чтобы еда шла вам в прок, вы хотите видеть меня танцующим, так вот -- я к вашим услугам.
И он пустился дрыгать своими сухими и длинными жердями так забавно, что я разразился хохотом. Я смеялся, а сердце мое было тронуто.
Свободное копирование
