Вслед за проповедью безудержных требований прибавок и понижения интенсивности труда пришла поистине безумная, самоубийственная и позорная кампания против займа свободы.
Люди, агитируя против подписки, чтобы сделать пакость "буржуазным" министрам, не вдумывались в то, какой позор они готовят русской демократии.
Ведь оказалось, что эта демократия энергичнее подписывалась на "царские" военные займы, чем на заем свободной России. Число мелких подписчиков на заем свободы было меньше, хотя к этому времени денег в стране было уже много больше. И весь заем свободы вынесла на своих плечах крупная буржуазия.
Но уже и по самому существу это подрывание успеха займа свободы было со стороны демократии действием поистине самоубийственным.
Дело в том, что хотя существуют и другие, весьма серьезные способы борьбы с бумажно-денежной инфляцией, но у Временного правительства, по сложившейся конъюнктуре, было в руках только одно действительное средство. Это -- заем.
Но если и это средство у него вырвали, то оставалось только продолжать и усиливать печатание кредиток.
А ведь неизбежное при этом обесценение рубля грозило не "богачам", а демократии, вернее же, просто -- мужику.
Богачи денег в натуре у себя не держат. Не имеют их и банки, а зарывает их у себя по сундукам и подпольям мужик. И все 25 миллиардов русских рублей лежат у него.
В тот день, когда русский рубль станет копейкой, разорится мужик.
И мужик уже начинает это чувствовать.
Уже с осени начали раздаваться раскаты мужичьего гнева.
Уже начались крики, что город обирает деревню.
А долго ли до того, что мужик разберется в том, кто именно в городе его обобрал?
И как бы проповедь классовой ненависти не обратилась против тех, кто ее начал.
Но об этом никто не думал.
"Задачей момента" была борьба с "министрами-капиталистами", причем в эти "капиталисты" попал и несчастный земский врач Шпигарев. За что? За безграничную, горячую и бескорыстную любовь к России?
Свободное копирование
