Сергей Ковалик - обыск в коммуне - сапожная мастерская - 3

 Приходя из артели, я засиживался бывало в "коммуне" до полуночи, а иногда даже ночевал. Раз как-то, оставшись на ночь, на рассвете я был разбужен Ивановой[1], сестрой Брешковской (вскоре потом умершей), шептавшей мне на ухо: "Вставайте скорее!.. В доме полиция". Я вскочил на ноги. По счастью я спал в кухне, а обыск, производимый жандармами, начат был с комнат. Тем не менее я был в западне, так как кухня находилась в самой глубине коридора и из нее был только один выход -- через этот же коридор; между тем как коридор, так и комнаты, размещенные по обеим сторонам его, были полны полиции, жандармов и понятых. Я взглянул в окно, выходившее в огород, засыпанный снегом. Дом не был оцеплен, и можно было бы, пожалуй, бежать через окно, если бы дело не происходило зимою: окно было двойное, приходилось его ломать.

 Кажется, Иванова же дала мне совет уходить прямо через коридор. В эту пору (по утрам) обыкновенно водовозы развозили воду по домам, и меня легко могли принять за водовоза. Я накинул полушубок и вышел в коридор. Тут толпились нижние полицейские и жандармские чины. Благодаря моему костюму они, видимо, приняли меня за простого рабочего, а так как обыск производился у "студентов"", то им даже в голову не пришло остановить меня и спросить, кто я. Оглянув меня, они расступились. Поровнявшись с ними, я почтительно снял шапку и искоса посмотрел внутрь комнаты, двери которой были настежь открыты. Я увидел там товарищей вперемешку с начальством. Ковалик об'яснялся с каким-то господином, одетым в штатский костюм, по-видимому, прокурором. Когда я проходил, полицейские и жандармы посторонились, и я вышел во двор. По двору я прошел медленным шагом, но когда выбрался наконец за ворота на улицу и увидел, что там не было ни одного полицейского, который мог бы наблюдать за мною, то стремглав пустился бежать на Подол, где помещалась артель.

 Таковы были нравы в то время. Год спустя подобный побег был бы уже решительно невозможен, так как весь дом был бы, конечно, оцеплен и у ворот стояла бы полиция, да наконец просто-таки не выпустили бы из дому не только меня, а даже настоящего водовоза, прежде чем не удостоверились бы в его личности.

 Выше я сообщил, что Лермонтов, уезжая в Петербург, передал мне адрес волочиского контрабандиста, который обязался перевезти через границу пуда два книг "Государственность и Анархия". Я ездил тогда же в Волочиск и виделся с этим контрабандистом; но так как книги не были еще перевезены, то я ему оставил адрес Судзиловского, по которому он должен был уведомить, как только книги будут доставлены им в условленное место. Этот адрес неизвестно каким образом попал в руки пограничной полиции, которая, само собой разумеется, не замедлила дать знать в Киев, что и послужило поводом к обыску в "коммуне", где жил Судзиловский. По счастью однако, когда явились с обыском, его не застали, а потому не могли арестовать. Насколько припоминаю, он в ту минуту был в Одессе, куда ездил для переговоров с одним кружком, разыскивавшим подходящего человека для отправки в Самарскую губернию, где в это время свирепствовал голод. Судзиловский вошел в соглашение с этим кружком и предполагал устроить свою поездку в Самарскую губернию весною, чтобы собрать на месте подробные сведения о голоде и, возвратившись, дать отчет перед кружком. Но, прибывши из Одессы в Киев и узнавши о том, что киевская полиция его разыскивает, он решил поторопиться с от'ездом на Волгу. И так как все-таки уехать нельзя было ему ранее нескольких дней, он на это время поселился со мною в артели, находя, что там для него безопаснее. Таким образом обыск в "коммуне" не принес никому существенного вреда.