Университетское время и начало моего народничества - 11

 Я говорил уже раньше, что на физическую работу сначала я смотрел просто как на гимнастику, так как стремился развить в себе силу. Но в результате от физического труда получилось, кроме укрепления мускулов, еще нечто другое, совершенно для меня неожиданное. Работая с косарями (не по четыре часа в день, как рекомендует Толстой, а от зари до сумерек), уставший, изломанный, облитый потом, я не раз принимался делать сравнение между собою и ими и размышлять о той огромной разнице, что существовала между нами. "Пройдет день, другой, -- думал я, -- и я брошу эту тяжелую работу, могу по крайней мере бросить, когда захочу, как только она для меня сделается невыносимой". И нужно сознаться, что это соображение сильно меня подкрепляло. "Но не так этот вопрос поставлен для них: они не смеют оставить работу; они должны работать и сегодня, и завтра, и послезавтра, и так до конца, до самой смерти. Всю жизнь в таком труде!"

 Мне делалось решительно жутко от одной этой мысли. И чем более я задумывался над этим, тем большую цену получал в моих глазах мужичий труд и тем глубже трогала меня мужичья участь. Они мне стали казаться какими-то святыми мучениками.

 Вероятно, многим случалось переживать такое состояние: вот вы давно знакомы с женщиной; не раз встречались с нею, проводили время в ее обществе. И вам она казалась обыкновенным человеком. Но вдруг случилось так, что ваше внимание почему-то привлеклось; и та самая улыбка, которая раньше оказалась обыкновенной и которую вы сотни раз видели на ее лице, теперь вдруг стал вам представляться прекрасной; глаза ее получили такое выражение, какого вы никогда раньше не замечали, ее голос, жесты, походка, словом, все в ней изменилось и изменилось неизмеримо к лучшему, стало для вас привлекательным. Подобное этому чувству начал я испытывать к мужикам: я знал их с самого детства; но теперь они мне стали представляться не такими, какими я их знал, а какими-то другими, значительно лучшими.

 Перемена в моих представлениях была до того разительная, что мне стало казаться, будто я их раньше вовсе не знал; они становились для меня даже загадочными. Какое-то совершенно новое, никогда раньше не испытанное, восторженное чувство стало все сильнее и сильнее овладевать мною, пока наконец не охватило меня всего.