|
|
Советы молодым священникам Пастырская работа должна быть индивидуальной и творческой. Метод, часто практикуемый, становится рутиной. Всякое слово, поучение имеет смысл и цену только тогда, когда идет от собственного духовного опыта, знания. Всякое слово, сказанное только устами, мертво и ложно, и всегда слушающие безошибочно это различают. "Пастырские" тексты (выписываю для руководства): "Мы были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими" (1 Фес 2.7). "Для всех я сделался всем, чтобы спасти некоторых" (1 Кор 9.22). Надо учить людей исповедываться. Как часто вместо исповеди слышишь совершенно житейские разговоры, хвастанье собой, цитирование хороших отзывов о себе, жалобы на близких и на трудности жизни. Отчасти это от незнания, от отсутствия церковной культуры, отчасти -- от греховной запутанности, слабости, когда человек не умеет и не пытается увидеть себя, когда у него нет ни навыка, ни желания разобраться в своей душе, нет отвращения к греху, нет стремления к свету и жажды очищения. Стараться, чтобы все приходящие к исповеди вынесли из каждого говения хоть одну добрую привычку -- например, обязательную двукратную молитву, среди дня, неосуждение и т. д.; настойчиво прививать, проверять -- потом само делается необходимостью. Бывает, что, готовясь к исповеди, говеющий временами испытывает страх греха, искреннее покаяние до слез, и, придя к священнику, не чувствует ничего, не имеет страха и сокрушения. Нельзя ли раздвинуть пределы таинства? Нельзя ли считать, что таинство покаяния включает в себя все говение, молитвы, покаянные чувства, а что момент самой исповеди, -- только заключительный, хотя и важнейший момент? Всякий священник должен быть хорошо осведомлен в области нервных и психических болезней -- это совершенно необходимо в практике духовничества. Обычный случай, когда исповедующийся, а с ним и духовник принимают явление чисто нервного порядка за переживания религиозные, или когда священник не умеет определить истерическую подкладку многих явлений и тем только ухудшает положение. А часто и обратное -- за нервную болезнь принимается тяжелое состояние души, отягощенной грехом, запутанной и омраченной неразрешенными конфликтами. Известны случаи, когда одна исповедь бесследно излечивала застарелые и тяжелые, будто бы нервные заболевания, против которых бессильны были все медицинские средства. Человек часто исповедующийся, не имеющий залежей греха в душе, не может не быть здоров. Исповедь -- благодатный разряд души. В этом смысле громадное значение исповеди и вообще всей жизни в связи с благодатной помощью Церкви. Первая, слишком ранняя исповедь (есть дети, в б лет -- совершенные младенцы) не нарушает ли простоту, цельность, непосредственность искусственно пробуждаемым самоанализом? Для некоторых детей, особенно "детских", я бы переносил ее на год, два позже. Сегодня дети (10-12 лет) спросили меня (очевидно после большого спора между собой), что такое аскетизм. Я ответил -- "система упражнений, приводящих тело в подчинение духу". "А какие самые первые упражнения?" -- 1) дыхание носом -- 2) еда не досыта (не брать второй раз) -- 3) не валяться в постели. Это может быть темой для большой самостоятельной беседы с детьми. Мы, допуская частую исповедь и причащение, иногда забываем спасительную силу продолжительности говения, которое возможно только в Великом Посту -- частые и особенные службы. Тогда в течение недели человек имеет живой и убедительный опыт борьбы с грехом, радость победы над ним, видит результаты своей молитвы, Безвыходность положения многих кающихся, кажущаяся безнадежность их положения ("все равно, вернусь к тому же, нет си бороться с грехом") -- в том, что люди эти стоят вне Церкви. Спасение их в том, чтобы войти в Церковь, в общение любви с братьями. В нашей церковной практике утрачивается соборный характер наших таинств, в том числе и таинства покаяния. Замечаю часто в исповедующихся желание безболезненно для себя пройти через исповедь: или отделываются общими фразами, или говорят о мелочах, умалчивая о том, что действительно должно бы тяготить совесть. Тут есть и ложный стыд перед духовником и вообще -- малодушный страх всерьез начать ворошить свою жизнь, полную мелких и привычных слабостей. Настоящая же исповедь, как благое потрясение души, страшит своей решительностью, необходимостью что-то переменить, да даже просто хоть задуматься над собой. Здесь священник должен проявить решительность, не бояться разрушить эту успокоенность и пытаться вызвать чувство настоящего покаяния. Мнительным людям, подозрительным ко всякому движению своей души, истязающим себя и своего духовника непрестанным копанием в своей душе, приходящим в конце концов к полной путанице -- им нужно запретить самоанализ и детальное испытание своей совести и перевести их на простую, но питательную диету: молитва и добрые дела. В этих двух упражнениях упрощается душа и развивается чувство Истины; после чего можно опять вернуться к испытанию себя. Для нераскаянных, окаменелых, думаю, нужна бы публичная исповедь перед всей церковью, как в древней церкви. |