Однако эта инициатива была принята в штыки Госдепартаментом, которому не нравился сам замысел подобных тезисов, так как здесь пахло «идеологией», этим «пугалом» Госдепартамента. Он опасался, что подобный политический документ узаконит пока лишь ограниченный риторикой воинствующий антикоммунизм Рейгана, что в результате приведет к бесконечным проблемам с союзниками. Но если это необходимо было сделать, Госдепартамент настаивал, что нужно это делать в Госдепартаменте, а не в Белом доме. В конце февраля 1981 года Хейг поручил Полу Вулфовицу написать документ о «стратегии политики в отношении Советского Союза». Вулфо- виц, в прошлом студент Альберта Волыитеттера и член команды «Б», был талантливым молодым специалистом по военным делам, но ни в коем случае не специалистом по Советскому Союзу.
В начале марта Госдепартамент созвал первое совещание представителей министерств по этому вопросу, на котором я присутствовал вместе с Алленом. Под председательством заместителя госсекретаря и бывшего посла в Москве Вальтера Штосселя дискуссия тянулась бесцельно, пока потерявший терпение Аллен не сказал: «Вам нужен доклад или политический курс?» Позднее, в том же месяце, я получил копию доклада Вулфовица под названием «Восток-Запад». Это был типичный продукт Госдепартамента, изготовленный, без сомнения, многими руками. В нем указывалось, как нам следует реагировать на советскую агрессию, но не было каких-либо предложений об инициативах. 30 марта 1981 года я в таких словах сообщил Аллену мою реакцию на доклад: «Ничто из вышесказанного не представляется мне как нечто смелое, инновационное или имеющее шанс на успех. Мы должны добиться того, чтобы Советский Союз занял оборонительную позицию . Я не могу выразить центральную мысль советской политики Рейгана более сжато. Чтобы этого добиться, нам необходимо вырвать инициативу из их рук и использовать их внутренние трудности, которые постоянно усугубляются. Госдепартамент не способен мыслить такими категориями. Я предлагаю, как и положено, прокомментировать этот доклад и положить его на полку, чтобы действовать, исходя из нашего собственного понимания положения».
Госдепартамент, однако, не отступал. Провели еще несколько заседаний, каждое из которых под председательством нижестоящего сотрудника. В июле под председательством Штосселя было проведено еще одно совещание для обсуждения доклада «Восток-Запад». В ответ на наши возражения он был выдержан в более жестком духе, но все же оставался вялым. Во время дискуссии я спросил: «Чего мы надеемся достичь нашей политикой?» Этот вопрос вызвал всеобщее замешательство: сосредоточившись на средствах, авторы доклада совершенно упустили конечные цели. Ответа не последовало. Он так и не был дан, и в конце концов доклад положили на полку.
Отсутствие основополагающего документа, объясняющего смысл нашей политики в отношении СССР, создавало серьезные проблемы. В дискуссиях с союзниками, сопровождавших различные кризисы в наших отношениях с Москвой, мы никогда четко не объясняли, чего мы добивались нашими контрмерами. Мы их просили сотрудничать с нами, но оставляли их в неведении относительно наших целей. Поэтому они чаще всего неправильно понимали наши публичные высказывания и наши действия, воспринимая их как патологический антикоммунизм, настолько же опасный, как и бесполезный, лишенный всякого объяснения и смысла. По этой причине они чаще всего отказывались поддерживать нас. В тех же случаях , когда предоставлялась возможность объяснить нашу стратегию европейскому журналисту или дипломату, их реакцией было удивление, что у нас действительно была цель. Рейган выступал с проникновенными речами против коммунизма, но он никогда так и не разъяснил спокойно, без эмоций теоретические основы своей политики.
В мае 1981 года я отдал Аллену подготовленный мною доклад, надеясь, что он направит его президенту. Но Аллен держал рукопись на своем столе несколько месяцев без всякого движения. Только в сентябре он созвал небольшую группу сотрудников для обсуждения доклада. Реакция была положительная, но после окончания совещания Аллен сказал мне, что у президента нет времени его читать. Он подал его Рейгану только незадолго до Дня благодарения, за несколько дней до ухода в отпуск, из которого на работу он не вернулся.
Все это происходило на фоне одного очень неприятного инцидента, который вновь подчеркнул неуверенность Аллена в себе. 8 ноября 1981 года после собрания сотрудников я подошел к нему спросить о предстоящей речи президента по внешней политике. В тот день я записал в дневнике:
Прежде чем я сумел что-либо сказать, он повернулся к [своей ассистентке] Джанет [Колсон] и спросил: «Вы ему уже сказали?» Она покачала головой. «Уберите титульный лист!» (Он имел в виду мой доклад «Советская политика Рейгана », который должен был быть отправлен РР [Рональду Рейгану] и на титульном листе которого было мое имя. Когда я пришел на работу, была договоренность, что на докладах РР, написанных мною, будет указано имя автора.) Я сказал что-то относительно нашего уговора, но он оборвал меня: «Уберите титульный лист! Я же просил вас!» Он добавил, что РР узнает, кто это написал.
В таком тоне со мной не разговаривал никто с тех пор, как я был рядовым в армии. Такое отношение значительно убавило мое сожаление по поводу увольнения Аллена вскоре после этого, особенно еще и потому, что у меня не было причин полагать, что он действительно сказал Рейгану, кто был автором документа.
Выпад Аллена, возможно, был следствием того факта, что к тому времени он и сотрудники СНБ попали под возраставший огонь критики со стороны СМИ. Причем были все признаки того, что кампания управлялась Белым домом. Нападки продолжались все лето и усилились к концу года. Журнал «Ньюсуик» начал короткое, но жесткое наступление на Аллена в ноябре 1981 года публикацией, в которой утверждалось, что сотрудники СНБ были сильно уязвлены сообщениями об их якобы некомпетентности: «Все, что они просят,-это шанс быть некомпе-тентными»[1]. Неделю спустя, 27 ноября, журнал Уильяма Бакли «Нэшнл ревью», который Рейган весьма уважал, обрушился на Аллена за то, что он, как утверждалось, не справлялся с руководством СНБ, и советовал перевести его на работу в министерство торговли. Журнал упомянул и меня, как «самую яркую звезду на небосклоне СНБ», и добавил, что, согласно слухам, я чувствовал, что «мои способности не используются в полной мере, и был скован как скакун в цирке, который вынужден бежать по слишком маленькой арене»[2]. Некоторые интерпретировали эти слова как способ, избранный Бакли, выдвинуть меня на пост Аллена. Естественно, все это очень нервировало Аллена. С глазу на глаз некоторые друзья советовали мне связаться с Хейгом, чтобы выяснить, могу ли я перейти на работу в Госдепартамент, но я проигнорировал этот совет. Однако такое положение вещей меня очень огорчало, и в июле я записал в своем дневнике: «Совет по национальной безопасности мертв».
Действительно было много признаков того, что в СНБ царил разброд. Достаточно привести такой случай в качестве примера. В начале ноября 1981 года Госдепартамент послал мне черновик письма Рейгана к Брежневу всего в два предложения в связи с предстоящей годовщиной большевистской «революции» 1917 года. Во втором предложении было выражено пожелание «благополучия» Брежневу. Я убрал это предложение и оставил только первое, вполне безобидное. К своему удивлению, я вскоре узнал, что за несколько дней до этого адмирал Нэнс, один из двух административных помощников Аллена, не посоветовавшись со мной, уже одобрил текст Госдепартамента. Я связался с нашим посольством в Москве, чтобы они не передавали послание, но было уже поздно.
В докладе о принципах американской политики в отношении СССР я выдвинул четыре основных тезиса:
— Коммунизм по своей сути-учение экспансионистское. Его экспансионизм спадет, если только система
рухнет или, по крайней мере подвергнется глубокому реформированию.
— Сталинистская модель… в настоящее время стоит на пороге глубокого кризиса, вызванного хроническими экономическими неудачами и трудностями в результате чрезмерной экспансии.
— Наследники Брежнева и его сталинистские аппаратчики со временем, вероятно, расколются на фракции «консерваторов» и «реформаторов », причем последние будут добиваться определенной политической и экономической демократизации.
— В интересах Соединенных Штатов способствовать развитию реформистских тенденций в СССР путем двоякой стратегии: поддерживать реформаторские силы внутри СССР и поднимать цену, которую Советский Союз должен будет заплатить за свой империализм [3].
На обложке доклада Рейган написал: «Очень обоснованно». Это эссе было передано Тони Долану, одному из главных составителей речей в Белом доме, и оно стало теоретической основой для знаменитой лондонской речи Рейгана в июне 1982 года.
Мой подход совершенно противоречил стандартной американской политике по отношению к СССР в период «холодной войны», основанной на поведенческой психологии: наказывать за агрессию и поощрять хорошее поведение, но тщательно избегать вмешательства в дела самого режима. С моей точки зрения, такой подход был тщетным, потому что, как я уже отмечал выше, именно система подталкивала Советский Союз к агрессии. А раз так, мы должны были делать все, что в наших силах, чтобы изменить систему, главным образом политикой экономического давления и энергичной программой вооружений. Первое вынуждало бы Москву реформировать свою командную экономику, а второе должно было показать ей бесполезность попыток достигнуть военного превосходства над нами.
Свободное копирование
