Ещё немного о наших преподавателях. Инженеру мало обычного разговорного языка. Если требуется изготовить деталь для какой-нибудь машины, то инженер не станет объяснять рабочему, какой должна быть эта штука. Да, и рабочий не будет слушать такого специалиста. Он потребует чертёж. Обучал нас этому умению преподаватель Новиков. Хорошо выполнить чертёж, по всем правилам ГОСТа – ещё не означало, что получишь хорошую оценку. Бывшие студенты инженерных вузов меня поймут. Чертёж могут и вообще не принять, заставят переделать. Не хватит времени, не получишь до сессии зачёт – прощай стипендия. Эту власть над студентом чертёжник использовал на полную катушку. Даже самые бойкие развёртывали перед ним своё произведение с дрожью в коленках.
Обычно он долго молча вглядывается в линии, штриховки, размеры... Похоже, не находит никаких ошибок? Но подожди, студент, успокаиваться.
– А что это у вас оси перекошены? – медленно произносит преподаватель.
Центральные оси, на которых держится всё изображение, должны быть под 90 градусов. Абсолютно точно это проверить трудно. На лист ватмана, над которым корпел несчастный много часов, а может и ночей, ложатся размашистые пометки чернилами. Теперь поздно спорить и нельзя поправить. Надо всё переделывать заново.
Я изобрёл способ, как надёжно сдать чертёж. Нельзя с первого раза предъявить чертёж без каких-либо недостатков. Надо оставить пару мелких заметных упущений. Например, «забываешь» написать в штампе свою фамилию.
– А как я могу узнать, чья это работа? – грозный палец впивается в пустую рамку.
– Да, действительно, забыл, – искренне огорчается студент. На второй попытке чертёж проходит гладко и быстро.
В следующем семестре появился новый чертёжник. С новыми причудами. Почему-то эта профессия была связана со странными человеческими качествами.
Тоненькая девушка робко выкладывает перед Вишневским плод своего кропотливого труда. Он минуту разглядывает чертёж, потом переводит взгляд на студентку. Упорно, молча смотрит на неё. От смущения девушка не знает куда деться.
– Вы думаете, я смотрю на вас? (Пауза). Нет, я смотрю на этот солнечный блик на ваших волосах.
Девушка ещё больше краснеет. Мы стоим вокруг, невольно наблюдая эту пытку, которая, возможно, предстоит и нам. Решив, видимо, что с неё достаточно, этот художник (таковым он себя считал) возвращает студентке чертёж под каким-то предлогом. Она уже не сопротивляется. Известны были случаи, когда черчение оказывалось непреодолимым барьером, и люди уходили из института. С первых курсов отчисляли легко.
Среди обучавших нас закону божьему, то бишь марксизму-ленинизму, особой страстностью своих призывов отличался Игнатьев. Нельзя было не поддаться гипнозу его речей и жестов. Крупный, сильный, красивый мужчина раскрывал перед вами свою душу. Это не могло быть актёрским искусством, он искренне верил в будущее торжество коммунизма, хотя не произносил обычных штампов и уклонялся от славословий руководителям партии. По-моему, для согласования своей веры с газетами и радио он иногда прикладывался... И перед лекцией – тоже. Уже позднее пришёл слух, что Игнатьев спился.
Под таким влиянием я старался беспристрастно оценить идеологические вливания. Читал «первоисточники», страницы «Капитала» верховного божества Карла Маркса и его мессии всеми любимого Ильича. А как я мог не верить Маяковскому:
« ... превозмог себя и встал Калинин, сегодня в шесть часов пятьдесят минут скончался товарищ Ленин ...Ужас из железа выжал стон, по большевикам прошло рыданье...».
Теперь вижу, что, не имея доступа к общечеловеческим ценностям миропонимания, подвергнутый с детского сада и школы систематическому промыванию мозгов и накачиванию их лженаучно подобранным содержанием, несмотря на собственный жестокий опыт, я не мог стать «умнее самого себя» и вполне поддался изобретенному по образцу религии настоящему «опиуму для народов».
Свободное копирование
