Мои воспоминания - 123

 Перед приездом дяди Дмитрия в Москву, который должен был занять те комнаты в своем доме, в которых жили я и Цуриков, мы наняли в приходе Неопалимой Купины особый домик, принадлежащий моему начальнику полковнику Максимову, который в это время перешел в куп ленный им дом Волькенштейна.

 {Я выше описал нашу жизнь с Цуриковым.}

Еще в доме Волконского к нам приезжал Фиркс с работ по соединению рр. Волги и Москвы и гостил у нас по нескольку дней. Праздничные и воскресные дни проводил у нас мой внучатный брат, кадет Московского кадетского корпуса Иван Николаевич Колесов, впоследствии тайный советник, член советов Министерства финансов и управления Главного общества российских железных дорог от того же министерства, а иногда и другой внучатный брат мой, кадет того же корпуса Андрей Михайлович Золотницкий; это продолжалось и в доме Максимова.

 Фиркс проводил зимнее время в Москве и никогда не жил своим домом. Зиму 1833/34 г. он прожил у братьев князей Максутовых. С ноября 1834 г. по май 1835 г. он прожил у нас в доме Максимова. Все его расходы состояли в содержании экипажа и пары лошадей. Он сам покупал для них овес, сено и солому. Для этого, с завитыми в бумажки волосами, он рано утром, в старой шинели и старой фуражке, отправлялся на рынок и всегда покупал фураж для лошадей очень дешево. Он обращался с прислугой очень резко, как большая часть его земляков; позволял себе даже драться с нею, так что Цуриков и я неоднократно повторяли ему, что мы не можем допустить подобного обращения. Он нанимал очень видного кучера, который после побоев отходил от него и потом снова поступал на службу к Фирксу; впоследствии они заключили письменное условие, что Фиркс его бить не будет. Конечно, это условие было бесполезно.

 Фиркс был большой болтун и хвастун; большей частью говорил по-французски, делая много ошибок; писал же на этом языке с грамматическими и орфографическими ошибками, так что если все написанное во множестве изданных им про Россию брошюрах принадлежит его перу, что подлежит еще большому сомнению, то, конечно, кто-нибудь постоянно исправлял французский язык в его брошюрах. Он везде старался щеголять фразами, повторяя часто целиком фразы, принадлежавшие Цурикову, и своими познаниями в инженерном искусстве, при чем и меня, вместе с Цуриковым, прославлял первостепенным инженером, будто высоко ценящим его познания. Цурикову иногда приходило в голову наказать немца за его назойливость, и он в обществе очень едко острил над ним в его присутствии, а дома в те дни, когда у нас ночевал кадет Колесов, приказывал ему стлать постель на диване, на котором спал Фиркс, а последнему класть матрац на полу. Прожив у нас более 6 месяцев, не платя ни за квартиру, ни за стол, Фиркс накануне своего выезда из Москвы в мае 1835 г., по возвращении моем домой часу в 12-м ночи, предъявляя мне счет в 16 руб. асс. с копейками, издержанных им в продолжение 6 месяцев на покупку чая, сахару и свеч, вероятно, в то время, когда у нас был в этом недостаток, сказал: "Liebster Bruder, ich habe das ausgegeben, so bist du mir 5 Rubel schuldig" (Любезный брат, я это издержал, а потому ты должен мне 5 руб.). Третья доля расхода Фиркса составляла ровно 5-рублевую ассигнацию, которая ходила тогда с лажем нескольких копеек. Я немедля такую ассигнацию дал Фирксу и лег спать. Вскоре приехал Цуриков, к которому Фиркс обратился с теми же словами, но тут вспыльчивый Цуриков не выдержал, разбранил Фиркса, указывая ему, что, живя у нас более полугода на всем готовом, мы, конечно, на него издержали не 16 руб. асс., и не только не отдал ему 5 руб., но требовал, чтобы и я взял обратно отданную мной Фирксу ассигнацию.

 Потом мы узнали, что Фиркс поступил таким образом не в первый раз. Директором работ по соединению рр. Москвы и Волги был инженер-подполковник Николай Николаевич Зогоскин{[1]}, женатый на Мертваго{[2]}, красивой и очень остроумной женщине. Зогоскин жил в ее имении, в 2 верстах от Клина; производители работ по соединению означенных рек часто проводили у него по нескольку дней, как для занятий по службе, так и просто гостями.

 Однажды Фиркс приехал в имение Зогоскина, который в это время был в Москве, и, прожив более недели у Зогоскиной, собрался уехать накануне приезда ее мужа, при чем подал хозяйке счет сделанным им, в бытность у нее, расходам, в несколько рублей. Трудно понять, чего могло недоставать Фирксу в хорошо обзаведенном доме Зогоскина, и еще труднее понять подобный поступок Фиркса. Зогоскина заметила ему с усмешкою, что он своим выездом накануне возвращения ее мужа сильно ее компрометирует; что же касается до сделанных им расходов, то они были напрасны, потому что все им купленное в Клину, в бытность в доме у Зогоскиной, он мог бы потребовать от ее прислуги.

 Между тем, несмотря на столь отвратительные поступки Фиркса, мы его не только терпели, но и приголубливали. Чем это объяснить, не знаю; приголубливали да и только.