Мои воспоминания - 122

 Осенью 1834 г. была свадьба дочери Е. И. Нарышкиной {(о которой я упоминал в начале этой главы)} Екатерины Ивановны и графа Михаила Дмитриевича Бутурлина. Для свадьбы был нанят дом партизана Давыдова на Пречистенке{[1]}, мне очень знакомый, так как я в нем бывал у Екатерины Александровны Бибиковой{[2]}, матери известного генерал-губернатора Юго-Западного края и впоследствии министра внутренних дел{[3]}, которая как-то считала нас своею роднею и была очень ко мне расположена. Молодая невеста была <очень> хороша собою и очень живая особа; она мне весьма нравилась. Жених же, хотя и не был стар, но изнеможенный, беззубый и очень ограниченного ума. Со стороны невесты, которую я очень часто видал, не было никакой наклонности к жениху, но мать ее, бывшая воспитанница матери графа М. Д. Бутурлина, хотя впоследствии и вышла замуж за Нарышкина, двоюродного брата мужа последней, привыкла высоко ставить род Бутурлиных и потому сильно добивалась этой партии для дочери. Она рассчитывала и на богатство жениха, которое было мнимое, так как старший его брат, принявший римско-католическую веру и живший за границей, сильно обделил его, а сам жених дурным управлением доставшейся ему части имения и безрасчетливой жизнью совершенно его расстроил, что и оказалось вскоре после его женитьбы в такой степени, что Бутурлиным нечем было жить, кроме доходов с небольшого имения, доставшегося Е. И. Нарышкиной и ее дочери от их мужа и отца. Опекуном над детьми Е. И. Нарышкиной был вместе с нею дядя мой князь Александр Волконский, который также был доволен замужеством молодой Нарышкиной. Дядя был человек умный, но всегда соглашался с мнением Е. И. Нарышкиной, довольно пустой женщины, которую он почему-то считал умной.

 А. И. Нарышкин, с которым я подружился в 1832 г., приехал на свадьбу сестры. В два года, проведенные им на Кавказе, он был произведен в прапорщики Нижегородского драгунского полка и получил, бывши юнкером, Георгиевский крест. Я не встречал в свою жизнь человека, который умел бы так горячо любить. Его <горячая> привязанность ко мне и моему семейству была постоянна до самой его смерти. Его самоотвержение для друзей не имело пределов. При весьма красивой и замечательной наружности, в мундире Нижегородского драгунского полка, он производил такой эффект, что многие дамы при появлении Нарышкина в театре посылали узнавать его фамилию. Образование его было несолидное[4], но он говорил по-французски безупречно, и этого было весьма достаточно в известном классе тогдашнего общества. Он любил фрондировать, и эта страсть впоследствии довела его до того, что он многое и многих бранил нещадно, в особенности действия правительства и правительственных лиц, так что все удивлялись тому, как он избежал нападений III отделения Собственной Его Величества канцелярии, которое в то время действовало очень строго.

 Нарышкину очень понравился[5] французский театр, в котором и я бывал часто, употребляя иногда последние 5 руб. асс. на покупку билета в кресло. Он влюбился во второстепенную актрису Annette и всюду за ней гонялся. Вообще он был очень подвижен, и мы смеялись, что нанятые им помесячно дрожки, запряженные парою лошадей, можно было видеть в одно и то же время в разных местах, отстоящих друг от друга на несколько верст. Я видался с Нарышкиным ежедневно.