По следам моей памяти. Жёлтый автобус

Гошка пошёл в первый класс. Точнее – поехал. Школа находилась далеко, километрах в трёх от их дома. Две улицы с оживленным движением, железнодорожный переезд и мост, который нужно было миновать в паузах между снующими составами, беспокоили его родителей. В городские школы Гошку не взяли: у железнодорожников была своя. Посоветовавшись, родители решили, что он будет ездить в школу на городском автобусе.
Автобус был дедушкой советского Автопрома. Снаружи он был выкрашен в жёлтый цвет и ходил так часто, как хотел этого его водитель. Попасть в его, пахнущее потом, бензином и вчерашним перегаром пузатое нутро, было сложно. Стоило автобусу появиться в конце улицы, как толпа, собравшаяся на остановке, приходила в неистовство. Скрипя и раскачиваясь, автобус подкатывал к остановке. Желающие уехать, не дожидаясь, когда сойдут те, кто приехал, ломились внутрь, теряя при этом галоши, зонты и портфели.
...Вы видели, как струя воды крутит щепку, попавшую в мутный дождевой поток? В утренние часы Гошка становился такой же щепкой. Прижав к животу портфель с двойками по чистописанию, он вплывал внутрь в массе распаренных человеческих тел. Он почти не касался ногами пола и каждый раз рисковал распрощаться то со сменной обувью, то с сатиновым мешочком, в котором покоилась чернильница-непроливайка. Время от времени, всё-таки, что-то терялось: без «сменки» в школу не пускали, без чернильницы тоже было не сладко – приходилось упрашивать соседку по парте, розовощокую Томку, поделиться светло-синей жидкостью, которую бодяжила школьная дворничиха Ивановна.
Но, вернёмся в утренний автобус, который невозможно представить без самого главного в нём человека – кондуктора! Его задачей было «обилечивание» едущих. Те, кто ехал, старались избежать транспортных расходов. Интересы пассажиров и кондуктора не совпадали, что вызывало дорожные баталии. Как правило, на кондукторами работали толстые, усталые тётки, кричавшие на граждан голосами, похожими на заводской гудок. На манер революционных балтийских матросов, они были крест-накрест перехвачены тесёмками, с которых свисали бумажные разноцветные рулоны билетов разного достоинства.
...Сидя у задней двери кондукторша напоминает о себе:
-Граждане, активно приобретаем билетики!
Граждане не слышат. Они внимательно глядят в окна, с увлечением разглядывая проплывающий мимо индустриально-окраинный пейзаж. Всем некогда, всех достала неустроенная жизнь – маленькие зарплаты, квартирные проблемы и семейные неурядицы. Кондукторша отрывается от насеста и шурупом ввинчивается в толпу: она всё еще не оставила идеи положить в кассу горсть меди. Видя это, пассажиры ещё плотней сдвигают ряды. Расталкивая всех мощной грудью и плюща непокорных задом, тетка в потрепанном матросском бушлате пробирается по салону.
-Билетики, предъявляем билетики – утробно басит она.
-Молодой, а бесстыжий. Ты ведь не брал! – тётка стыдит паренька в старом драповом пальто.
-Я рубль передавал, когда у пивзавода садился – оправдывается парень.
-Тогда покаж билет! - требует тётка.
-Ну што ты к человеку пристала – играет глазами чернявый с фиксой в слюнявом рту. Он выглядит шикарно: потрёпанный, явно с чужого плеча пиджак надет прямо на грязную майку, не скрывающую вернисаж синих зэковских наколок. Левой рукой он держится за поручень, а правой «щиплет», плотно прижавшись к женщине сельского вида.
-Век мне воли не видать, я лично видел – фраер брал билет! - частит фиксатый.
Выбранная им жертва дремлет стоя – плотная толпа не даёт женщине упасть. Она не чувствует, как прижавшийся вор шарит в раскрытой  хозяйственной сумке. У неё трудная жизнь. Сегодня она встала в три часа, задала скотине и мотнулась на автостанцию, чтобы к рассвету добраться до привокзального рынка. Быстро распродав три кило домашнего творога, она едет домой. Женщина знает, на что она потратит заработанную пятёрку: давно «просят каши» дочкины ботинки, и Зинка из местного сельмага обещала доставить с базы новенькую пару обувки.
...Кондукторша, прижимая сумку с выручкой, опасливо косится в сторону урки. Она всё видит, но боится открыть рот, не в силах крикнуть «Держи вора!». Вот, на её пути возникает тщедушного вида мужчина в круглых очках, сжимающий большой кожаный портфель.
-А ты шо стал на путе? А ну, покажи билет! - вопит кондукторша, наезжая передком на интеллигента.
Порывшись в карманах, мужчина растерянно улыбается:
-Ведь был же только что!
-Покажи! - не отступает тётка.
Интеллигент делает большие глаза:
-Наверное, я билет потерял!
У тётки брови сходятся у переносицы. Багровея от нахлынувших чувств, она кричит:
-Ты у меня щас штраф заплатишь, культурный!
-Ездиют тут всякие. А еще в шляпе!
 Последний аргумент окончательно добивает интеллигента, и он покорно лезет в карман за штрафной трешкой.
Все это происходит на глазах у Гошки, так как следующей жертвой террора должен стать он. Чувствуя на себе цепкий взгляд, Гошка пытается вжаться в щель между двумя дядьками, но кондукторша не дремлет. Ухватившись рукой в перчатке с обрезанными пальцами за воротник его пальто, тётка выдергивает Гошку из массы тел, как морковку из грядки и, жарко дыша, фальцетит:
-Ой, кто тут у нас без билетика едет? Никак еврейчик припрятался! Во, гадёныш безбилетный!
И, демонстрируя знание идиша, добавляет:
-Шлымазл!
...Уродине хочется развлечений. Здесь – она «хозяйка», «человек при исполнении». Дома – пьющий, драчливый муж, дети-двоечники и беспросветная жизнь от получки до получки. А на работе она, хамя и ругаясь, отходит душой и телом.
...К счастью, автобус уже тормозит у школы, и Гошка, оставив в салоне несколько оторванных пуговиц, в два прыжка преодолевает расстояние до раскрывшихся дверей. Обалдевшая от неожиданной Гошкиной прыти, кондукторша чудовищно матерится вслед. Чадя выхлопной трубой, жёлтый автобус уплывает за поворот, унося с собой толстую тетку в бушлате, интеллигента в шляпе и фиксатого урку. А Гошка, подхватив портфель и сменку, уже бежит через дорогу – туда, где школьный звонок приглашает детей в классы.