Наконец немецкое начальство догадалось закрыть бюро инженера Бургхардта, продолжавшее проектировать никому не нужные десантные суда. Киевлян передали в третье бюро, помещавшееся в курхаузе. В нём приготовлялись чертежи электротехнических схем с тысячью условных обозначений. Чертежи аккуратно наводились тушью. По-видимому курхауз, принадлежавший одному шведскому семейству, был занят бюро по ордеру правительства.
Когда хозяйка с детьми проходила через бюро на балкон, немецкий инженер сделал ей замечание: бюро не проходная комната для посторонних.
– Я иду на свой балкон.
– Можете забрать свой балкон, а через бюро не ходите.
Сначала при звуке "форалярма" [(сигнала предварительной тревоги)] все покидали бюро и спешили в бомбоубежище, но "форалярмы" повторялись так часто, что был дан приказ покидать бюро только при "алярме". Однако "алярм" давался тогда, когда бомбардировщики были уже над головой и бежать было поздно. Они летели иногда в количестве трёхсот или четырёхсот, блестя на солнце как армия валькирий. Между ними шмыгали истребители. Немецкой авиации нигде не было видно.
– Не напоминает ли это вам, – говорил Глеб Виктору Константиновичу Петренко, – рассказ Льва Толстого о трёх братьях и чёрте? Старший брат Иван всё воевал, завоевал полмира. Но потом соседний царь посадил баб на воздушные шары. Они стали посыпать армии Ивана с шаров порошком, и Иван должен был капитулировать.
– Жалко, что Гитлер не читал этой сказки, – сказал Петренко, – может он не начал бы войны.
В бюро ввели ночные дежурства. На нижнем этаже дежурил немец, на верхнем – "ауслендер". Они не имели права покидать здание при "алярме" и должны были тушить его при пожаре. Но в их распоряжении не было никаких приспособлений для тушения пожара. Здание сгорело своевременно, когда бюро прекратило своё существование, а с ним прекратились и дежурства. Это случилось в последние дни войны.
Дежурные не имели права спать, но могли лежать, и для них были поставлены кровати. Глеб лежал на кровати, слушал, как выли сирены и как затем летели бесконечные полчища бомбардировщиков. Они не бросали бомб.
Бланкенбург, где размещались лазареты, но не имелось никаких военных ооружений, был для них нестоящей целью. Они летели дальше, на Ганновер, Брауншвейг, на Мюнхен или Берлин. Потом наступала тишина.
Глеб услышал приглушенную музыку. Сначала он думал, что это ему снится, но нет, музыка продолжалась и что-то ему напоминала. Да, он слушал её давно на квартете у Янушевских, когда он был студентом первого курса. Это был Шуман. Мелодия начиналась призывом – Кла-а-ра. Глеб встал, спустился на несколько ступеней по лестнице и заглянул вниз. Четыре немца сидели перед нотами и играли. Дежурный немец пригласил на своё дежурство трёх коллег, и они устроили ночной квартет.
Иногда вечером на улице Беклемишевы слышали русскую речь. Происходили знакомства. Так познакомились они с милым доктором Клеменцем и его женой. Доктор Клеменц много лет проработал врачём пограничной стражи в России и любил вспоминать это время. Во время первой мировой войны он был старшим врачом санитарного поезда. После революции жил в Эстонии, из которой бежал в Германию, когда маленькую страну проглотил советский колосс.
Следующее знакомство было с литовским семейством. Инженер Кляумайтис был женат на русской, Ольге Михайловне. У них были взрослые сын и дочь. Сын был женат, дочь – замужем. Так что путешествовали они целым родом. И сын, и зять были инженерами.
Потом состоялось знакомство с Волоховыми. Волохов был прежде инженером Брянского завода в Бежице. Его жена была из Ростова, а сестра её Ольга Александровна была замужем за немцем, Карлом Ивановичем, прекрасно говорившим по-русски. Он стоял во главе транспортной колонны грузовиков, шоферами которых были бывшие врангелевские офицеры.
Солнце светило всё ярче. Приближалась весна, а вместе с ней и конец войны, а с концом войны – неизвестность.
– Нас несёт поток, – говорил Глеб, – мы муравьи на щепке. Ни предвидеть, ни рассчитать ничего нельзя. Можно жить только сегодняшним днём.
– Какой отсюда вывод? – спросила Оля.
– Вывод? Пойдём в это воскресенье в Рюбелянд, в сталактитовые пещеры
К Беклемишевым присоединилась Мария Гербертовна, беженка из Царского Села, жившая на положении фольксдойче. До Рюбелянда было двенадцать с половиной километров. Таким образом, всё путешествие укладывалось в 25 километров. Дорога была нетрудной, [шла] долинами между невысокими горами Гарца. Несмотря на время, на близящийся конец войны, всё было в порядке. Кассир продавал билеты в пещеры, старичок-проводник давал объяснения. В одной из пещер было небольшое озеро. На земле лежали кости прошлых поколений, как в развалинах церкви на Иверской горе в Новом Афоне. Сталагмиты и сталактиты блестели в свете электрических лампочек.
Свободное копирование
