Санаторий в Ялте

76а. Санаторий в Ялте

 В Крыму не было видно следов голода. Толстые белесоватые москвички загорали на солнце. Некоторые, познакомившись поближе, конфиденциально спрашивали:

– Правда ли, что на Украине голод?

Что отвечать? Могут обвинить в распространении "клеветы французских и английских газет". Чтобы ответить, надо быть физиономистом. Глеб и Оля сидели вдвоём над морем.

– Ты не читала, – говорил Глеб, – короткой повести: "Дедушкино поле"? Я читал её, когда мне было лет десять, кажется в "Сказках Кота Мурлыки"[1].

Мальчик смотрит, что творится на дедушкином поле. Несколько человек собрались около старой дедушкиной лошади. Что-то они с ней сделали. Один бежит и тянет её за собой, а другой хлещет, подгоняет. Что-то тёмное льётся в борозду. Они надрезали лошади шею и удобряют кровью поле. Лошадь тянут по одной борозде, на другую, на третью, пока она не упала. Она была нужна, возила телегу, теперь пошла на удобрение...

Такова же и наша судьба под партийной властью. Сначала она нас использует. Ей ещё нужны инженеры дореволюционного воспитания на заводах и в Институтах, потом мы пойдём на удобрение. Когда – я не знаю. Может быть это последние наши месяцы.

– Не надо об этом думать. Сейчас мы в Крыму. Это наш месяц. А потом? Давай заплывём в море и не вернёмся...

– Самоубийство имеет оправдание, когда нет другого выхода. Будем жить, пока ещё можно жить.

Пошли в Ливадию, из Ливадии в Ореанду. Назад шли по берегу моря. Подниматься на шоссе нет времени. До ужина остался час.

– Если опоздаем, придётся ложиться спать голодными, – сказал Глеб, – ужина не оставят.

Подошли к Золотому пляжу. Он был пуст. Пошли по пляжу. Волна тихо плескалась у ног. Прошли уже половину длинного пляжа. Вдруг появился сторож.

– По пляжу ходить нельзя.

– На этот счёт объявления не висит. В следующий раз будем знать.

– Поворачивайте назад.

– Мы уйдём с пляжа, но только в другую сторону. Расстояние до конца пляжа в сторону Ялты даже меньше.

– Нет, возвращайтесь туда, откуда пришли.

Это значило не только возвращение, но и подъем на шоссе и опоздание к ужину. Правилам в Советском Союзе подчиняются только по принуждению.

Кругом было море, песок и крутой подъем, поросший кустами. Глеб почувствовал, как его захватывает злость.

– Слушайте, дорогой товарищ, я пойду туда, куда мне надо. Если в вашем распоряжении есть взвод солдат, то можете меня задержать.

К ужину вернулись вовремя. На следующий день шли на пляж. Палило солнце. Глеб был в "форме", выданной в санатории. Форма представляла собой синюю пижаму. Лицо и руки его стали коричневыми.

По ялтинской набережной проезжали открытые автомобили с иностранными туристами и туристками. Их возят здесь потому, что нуждаются в их долларах. Они глазеют на нас, думал Глеб, вернутся домой и будут рассказывать о жизни здесь языком "очевидцев", хотя они даже нашего языка не знают. Вернутся в другой мир и будут жить свободной жизнью, не боясь ночных обысков, вшивых камер и лагерных бараков... А мы пойдём на удобрение этой земли, на нашей крови взойдёт посев Ленина – новый коммунистический человек... А эти разноцветные туристки приехали на нас глазеть, чёрт бы их побрал.

В другой день Глеб и Оля пошли к водопаду У-Чан-Су. Весной водопад льётся широкой струёй и виден из Ялты. В июле он маловоден, но лес кругом хорош. Между деревьями растёт папоротник. Тонкие струи воды падают с высокой скалы на камень.

Однажды в санатории ожидалось авиационное начальство из Москвы. На лестницах и при парадном входе постелили восточные ковры. Администрация санатории приоделась. Но начальство не прибыло. Ночью самолёт налетел на колокольню, и все погибли.

Глеб встретил Калмыкова, которого он знал по Институту.

– Отдыхаете в Крыму? – спросил Глеб.

– И отдыхаю и подрабатываю экскурсоводом.

– Откуда же вы так хорошо знаете Крым?

– Я же воевал здесь. Поневоле Крым изучил.

– Когда же?

– Во Врангелевской армии. Потом эвакуировался, попал в Англию. Затем подал прошение в посольство. У меня все родные тут остались. Вернулся, преподаю. Раз в месяц должен являться к властям, под надзором которых нахожусь.

– Здесь в Крыму, как я слыхал, были трагические события...

– Об этом уже забыто. Офицеров с камнем на ногах сбрасывали с этого мола. Когда пришлось очищать море у мола, водолазы отказывались работать. Утопленные стояли вертикально и шевелились от движения воды.

Глеб и Оля ехали в Киев в вагоне второго класса прямого сообщения.

Вагон был старый, и толстое стекло над умывальником давно заменили тонким зеркалом в разводах. Вагон сильно рвало толчками. Когда Оля умывалась, вагон рванулся и она ударилась лбом о зеркало. Стекло треснуло. Пришёл проводник.

– Будете сейчас платить или по суду?

– А кто будет платить за лоб?

– Этого я не знаю, а за стекло следует 70 рублей.

Глеб заплатил. Спорить было бесполезно, а по суду взыщут ещё и судебные издержки.

В Днепропетровске в вагон вошли два человека, один был а форме НКВД, а другой в штатском. Но первый обращался ко второму, как к начальству.

– Вот этого товарища, – сказал проводнику человек в форме, – посадите в вагон.

– Не могу, вагон плацкартный и свободных мест нет.

– А вот мы сейчас проверим.

– Пожалуйста, – и проводник протянул книжку с плацкартами.

– Нет, я проверю в вагоне, какие места не заняты.

– Да как же можно проверить в вагоне, пассажиры пошли на станцию закусывать.

– А вот так и проверю.

В это время на площадку вышел человек удивительно похожий на Троцкого. Обращаясь к энкаведисту он сказал:

– Я должен вас предупредить, как только вы посадите в вагон человека без плацкарты, вы будете через пять минут арестованы.

– А вы кто такой?

– Это вы узнаете, когда будете арестованы.

– На каком основании вы вмешиваетесь в мои действия?

– Я не вмешиваюсь, но я вас предупреждаю о последствиях.

Было интересно видеть, как чекист сбавил тон. Видимо он думал: может быть и в самом деле на кого-то нарвался. Человек в штатском остался стоять на площадке и таким образом инкогнито двойника Троцкого не было раскрыто.