На фото: Встреча генерала Май-Маевского (крайний слева) с «благодарными горожанами» (2-й слева – генерал Бредов, 6-й – генерал Юзефович), Киев, сентябрь 1919 г.
Тем временем положение Киева становилось всё сложнее: по левому берегу Днепра приближалась Добровольческая Армия, а с юго-запада наступали петлюровские части. Оля уехала на несколько дней к знакомым в Белую Церковь. Глеб встречал её на вокзале. Поезд, который должен был придти в 4 часа дня, не пришёл и в 8, и в 12. Глеб остался на ночь на вокзале. Ночью происходила проверка. Всю толпу пропускали через фильтр из вооружённых матросов, проверявших документы и допрашивавших, почему человек ночует на вокзале. В шесть утра Глеб пошёл домой, поезд пришёл в семь, и Оля появилась дома в 8. Какой-то добрый человек дотащил её чемодан. Для переезда поездом из Белой Церкви в Киев теперь, вместо обычных трёх часов, потребовалось двое суток.
Наконец все железные дороги, ведущие к Киеву, оказались перерезанными. Большевики уходили по Черниговскому шоссе и по Днепру, Десне и реке Сож. Командир военной флотилии большевиков, Полупанов, на прощанье обстрелял ночью Киев, ещё находившийся в руках большевиков, из орудий. На следующий день Добровольцы перешли через Днепр, заняли Печерск и спустились на Крещатик. Здесь они застали петлюровские части, вошедшие в Киев через Шулявку и Демиевку. На здании Думы висел жёлто-голубой флаг. Добровольцы водрузили рядом трёхцветный [российский] флаг. Петлюровцы сорвали его.
Добровольцы ударили по Крещатику из пулемётов. Киев остался за добровольцами. Но большевики задержались на близких к Киеву рубежах. Киев оставался прифронтовым городом. Офицеры сидели в киевских кафе. Были открыты подвалы на Садовой улице и похоронены жертвы Чрезвычайной Комиссии.
В автомастерских Глеба произошли перемены. Некоторые рабочие оказались офицерами и пришли в полной форме. Старик-стекольщик оказался даже полковником. Другие рабочие сорвали доски со стен мастерских и, вытащив оттуда моторы, спешно приводили свои автомашины в рабочее состояние. Хотя военно-техническая комиссия Добровольцев и посетила мастерские, но никакими работами их не нагрузила. Рузский нанял контору и склады и приготовился видимо вести крупные коммерческие операции.
В это время заболела Оля. Глеб пригласил Василия Николаевича Михайлова, и тот определил брюшной тиф. Глеб продолжал ходить в мастерские, хотя чувствовал себя тоже не совсем хорошо. В мастерских он завтракал помидорами, огурцами и водкой.
На четвёртый день Михайлов осмотрел его и сказал:
– Ложитесь-ка и вы, у вас тоже брюшной тиф.
Началась длинная болезнь. Всё путалось в голове Глеба. Он вспоминал смерть "Дяди", и ему казалось, что из этой болезни не вылезть. Олю он не видел, она лежала в соседней комнате. Когда оба перевалили через кризис, появился острый аппетит. Многого нельзя было есть, а иногда и вообще нечего было есть. Был момент, когда в доме остались две "керенки" по 20 рублей. Мария Георгиевна пошла на базар купить для больных молока. Она договорилась с крестьянкой и уже перелила молоко в свою посуду, но крестьянка забраковала обе "керенки" и больные остались без молока.
– Ах, как хочется есть. Сколько ещё осталось до следующего приёма пищи? Неужели ещё час? А дадут лишь всего одно печёное яблоко...
Оля говорит из соседней комнаты:
– Ты отдашь мне своё печёное яблоко?
– Яблоко? – отвечает Глеб, – но ведь ты имеешь своё яблоко. Нет, всё что хочешь, но не яблоко. Печёное яблоко – я мечтаю о нём всё утро.
Свободное копирование
