43 Гражданская война продолжается
Глеб начал работать в Киеве. Вскоре ему пришлось ехать в командировку на Конотопский снарядный завод, построенный Военно-Промышленным Комитетом во время германской войны и оборудованный станками, произведенными на киевском заводе "Греттер и Криванек". Само путешествие от Киева до Конотопа было небезопасно. В вагонах ехали солдаты Красной армии, воевавшие перед тем с петлюровцами. Вид у них был жуткий. Они никак не походили на солдат регулярной армии, ни одеждой, ни манерой себя держать. Но чувствовали они себя, по-видимому, хорошо.
Один красноармеец, сидевший напротив Глеба, рассказывал о своих военных приключениях. Он попал в плен к петлюровцам, попросился "до ветру", и когда петлюровский солдат, конвоировавший его, оставил его одного в уборной, он перескочил через забор и удрал. Следующее приключение с переменой ролей: петлюровец в плену и просится "до ветру". Опытный конвоир просит другого красноармейца посторожить у входа в уборную, а сам прячется за забором. Когда петлюровец пытается убежать через забор, он попадает прямо в лапы своего конвоира. Петлюровца "выводят в расход".
Рассказчик удовлетворённо хохочет: вот, какой он хитрый парень! Хохочут и слушатели... Трагедия в том, что если хитрого красноармейца зовут Сидором, а недогадливого петлюровца Иваном, то оба они случайно оказались по разные стороны баррикады. Иван мог быть красноармейцем, а Сидор петлюровцем. Они были втянуты в нелепую и кровавую войну.
В конце вагона послышались шум и ругань. Красноармейцы вытащили на площадку вагона какого-то обнаруженного буржуя и сбросили его с поезда на ходу.
Глеб благополучно доехал до Конотопа. На снарядном заводе из всей администрации остался один инженер, рассудительный и тактичный человек. На нём одном, за неимением других, сосредоточилась ненависть рабочих. Было созвано общее собрание и Глеб, в качестве "товарища из центра", выслушивал жалобы и обвинения рабочих. Было немало нелепых и демагогических выступлений. Инженер давал свои объяснения. Глеб старался унять бушующие страсти, но для него было ясно, что инженер на заводе не жилец. Лучшее, что он может сделать, это бросить завод и уехать куда-нибудь в большой город. На другой день Глеб выехал из Конотопа.
В киевском направлении было свободнее. Не было в вагонах этой распущенной человеческой массы, специально возбуждённой проповедью классовой ненависти, для которой каждый человек чеховского вида становился врагом. Сейчас же, естественно, возникала мысль: а почему бы не сбросить его с поезда, пусть найдёт смерть под колёсами, одним буржуем будет меньше.
Поезд долго стоял на станциях, заплёванных и засыпанных лузгой от семечек подсолнуха. В дороге глаз отдыхал на перелесках, тёмных ельниках, на извилистых речках. Думалось – бежать бы вглубь лесов, на природу, в затерявшиеся скиты. Но бежать было некуда...
Опять Киев. Парад на Софиевской площади. Ещё недавно, при гетмане, здесь дефилировали германские полки. Потом, около Софиевского собора, со стороны Владимирской улицы, выступал перед толпой Симон Петлюра. Теперь парад принимали, стоя на грузовиках, Троцкий и Подвойский. Около памятника Богдану Хмельницкому маршировала группа матросов, за ними шли красногвардейцы в штатском, подпоясанные верёвкой, с винтовкой за плечами. Над площадью летал одинокий самолёт. Троцкий и Подвойский по очереди выкрикивали лозунги, на которые матросы и красноармейцы отвечали жидким "ура". Думал ли тогда Троцкий, что он окончит жизнь в Мексике, и как её он окончит?
Глеб встретил инженера Цупника.
– Где работаете?
– В Комитете Государственных Сооружений. Не хотите ли к нам поступить?
– Что же вы сооружаете?
– Да пока, собственно, ничего.