Autoren

1495
 

Aufzeichnungen

205875
Registrierung Passwort vergessen?
Memuarist » Members » Nidzyo » Непрошеная повесть - 30

Непрошеная повесть - 30

01.03.1275
Киото, Япония, Япония

Свиток второй

 

Словно белый конь[1], на мгновенье мелькнувший мимо приотворенной двери, словно волны речные[2], что текут и текут, но назад никогда не вернутся, мчатся годы человеческой жизни — и вот мне уже исполнилось восемнадцать… Но даже теплый весенний день, когда весело щебетали бесчисленные пташки и ясно сияло солнце, не мог развеять гнетущую сердце тяжесть. Радость первой весны не веселила мне душу.

В этом году праздничную новогоднюю чарку подносил государю Главный министр Митимаса. Это был придворный императора Камэямы, ныне тоже оставившего трон. Наш государь не очень-то его жаловал. Но после того, как в прошлом году правители-самураи в Камакуре согласились назначить наследником сына нашего государя, принца Хирохито[3], государь сменил гнев на милость и почти совсем перестал сердиться на вельмож из окружения экс-императора Камэямы; и вот, чтобы раз и навсегда покончить с былыми спорами, государь нарочно пригласил Главного министра выполнить почетную роль подносящего ритуальную чарку. Все дамы старательно позаботились о том, чтобы искусно подобрать цвета своих многослойных нарядов, усердствовали, стараясь одеться как можно более красиво. А мне вспомнилось, как в былые годы праздничную чарку подносил государю покойный отец, и, невзирая на праздник, слезы тоски о прошлом увлажнили рукав… В середине второй луны во дворце было шумно, царило всеобщее оживление — отмечали праздник Вареного риса. Как обычно, придворных разделили на две группы, женскую и мужскую. Мужчин возглавлял наследник, ему помогал Правый министр Моротада. Женщинами руководил государь. Нам предстояло соревноваться в сложении стихотворений танка. Партнеров назначали по жребию, моим соперником оказался министр Моротада. Приказано было проявить как можно больше изобретательности, придумывая оригинальные награды для победителей.

Обычай «Ударов мешалкой»[4] соблюдался в этом году с особым рвением. Для нас, женщин, это было просто невыносимо. Оно бы еще ничего, если б ударял один государь. Но он созвал всех придворных вельмож, и они так и норовили огреть нас мешалкой, которой размешивают на кухне рис. Мне было очень досадно. И вот, вдвоем с госпожой Хигаси[5], мы сговорились через три дня, т. е. в восемнадцатый день первой новогодней луны, в отместку побить самого государя.

В этот день, после окончания утренней трапезы, все женщины собрались в покое для придворных дам. Двух дам — Синдайнагон и Гонтюнагон — мы решили поставить в купальне, у входа, снаружи стояли Бэтто и Куго, в жилых покоях — госпожа Тюнагон, на галерее — дамы Масимидзу и Сабуро, а мы с госпожой Хигаси с невинным видом беседовали в самой дальней из комнат, а сами поджидали: «Государь непременно сюда зайдет!»

Как мы и рассчитывали, государь, ни сном ни духом ни о чем не догадываясь, с непринужденным видом, в широких шароварах-хакама, вошел в комнату со словами:

— Отчего это сегодня во дворце не видно ни одной дамы?… Есть здесь кто-нибудь?

Госпожа Хигаси только этого и ждала — она сразу набросилась сзади на государя и обхватила его руками.

— Ох, я пропал! Эй, люди! Сюда, на помощь! — нарочито шутливым тоном громко закричал государь, но на его зов никто не явился. Хотел было прибежать дайнагон Моротада, дежуривший в галерее, но там стояла госпожа Масимидзу; она преградила ему дорогу, говоря:

— Не могу пропустить! На это есть причина!

Увидев, что в руках она держит палку, дайнагон пустился наутек. Тем временем я что было сил несколько раз ударила государя мешалкой, и он взмолился:

— Отныне всем мужчинам бить женщин будет заказано!

Итак, я считала, что таким путем мы достаточно отомстили, но вдруг в тот же день, во время вечерней трапезы, государь, обратившись к дежурившим во дворце вельможам, сказал:

— Мне исполнилось нынче тридцать три года, но, судя по всему, новый год оказался для меня злосчастным. Да, сегодня на мою долю выпало ужасное испытание! Чтобы меня, занимавшего престол императоров, украшенных Десятью добродетелями, владыку Поднебесной, повелителя десяти тысяч колесниц, меня, государя, били палкой — такого, пожалуй, даже в древности не случалось! Отчего же никто из вас не пришел мне на помощь? Или, может быть, вы все тоже заодно с женщинами?

Услышав эти упреки, вельможи стали наперебой оправдываться.

— Как бы то ни было, — сказал Левый министр, — такой дерзкий поступок, как нанесение побоев самому государю, пусть даже поступок совершен женщиной, все равно тяжкое преступление! В прежние времена даже величайшие злодеи, враги трона не осмелились бы совершить нечто подобное. Подданный не смеет наступить даже на тень государя, не то что ударить палкой драгоценное тело! Это из ряда вон ужасное, неописуемо тяжкое преступление!

— За такой проступок ни в коем случае нельзя отделаться легким наказанием! — в один голос заявили все присутствующие — и дайнагон Сандзё-Бомон, и дайнагон Дзэнсёдзи, мой дядя, и дайнагон Санэканэ Сайондзи.

— Но кто же они, эти женщины, совершившие столь тяжкий проступок? Как их зовут? Сообщите нам как можно скорее их имена, и мы обсудим на совете вельмож, какое наказание им назначить! — особенно горячился мой дядя, дайнагон Дзэнсёдзи.

— Ложится ли на всю родню преступление, за которое не может расплатиться один человек? — спросил государь.

— Разумеется! Недаром сказано: «Все шестеро ближайших родных!» Стало быть, родственники тоже в ответе! — наперебой твердили вельможи.

— Хорошо, слушайте! Меня ударила дочь покойного дайнагона Масатады, внучка Хёбукё, дайнагона, племянница дайнагона Дзэнсёдзи, к тому же он ее опекун, так что она ему все равно что родная дочь… Иными словами, это сделала Нидзё, поэтому вина ложится, пожалуй, в первую очередь, на Дзэнсёдзи, который доводится ей не только дядей, но и заменяет отца! — объявил государь, и, услышав это, все вельможи дружно расхохотались.

— Обрекать женщину на ссылку в самом начале года — дело хлопотливое, непростое, и уж тем паче отправлять в ссылку всю ее родню — чересчур большая возня! Нужно срочно назначить выкуп. В древности тоже бывали тому примеры… — стали тут толковать вельможи, поднялся шум и споры. Услышав их, я сказала:

— Вот уж не ожидала! В пятнадцатый день государь так больно бил всех нас, женщин… Мало того, созвал вельмож и придворных, и все они нас стегали. Это было обидно, но я смирилась, ибо таким ничтожным созданиям, как мы, ничего другого не остается… Но госпожа Хигаси сказала мне: «Давай отомстим за нашу обиду! Ты тоже помогай!» — «Конечно, помогу!» — сказала я и ударила государя. Вот как все это получилось. Поэтому я считаю, что несправедливо наказывать только меня одну!

Но поскольку не существует вины более тяжкой, чем оскорбление августейшей особы ударом палки, несмотря на все мои возражения, в конечном итоге вельможи сошлись на том, что придется уплатить выкуп.

Дайнагон Дзэнсёдзи поспешил к деду моему Хёбукё сообщить обо всем случившемся.

— Невероятная, ужасная дерзость! Нужно поскорей внести выкуп! — воскликнул Хёбукё. — С таким делом медлить не подобает. Все равно придется платить! — И в двадцатый день сам появился во дворце.

Выкуп был поистине грандиозным. Государю дед преподнес кафтан, десять косодэ светло-зеленого цвета и меч. Шестерым вельможам, начиная с Левого министра Моро-тады — каждому по мечу, дамам — около сотни пачек драгоценной жатой бумаги. На следующий, двадцать первый день, наступила очередь платить выкуп дайнагону Дзэнсёдзи; государю он преподнес темно-пурпурную шелковую парчу, свернув ткань в виде лютни и цитры, и чарку из лазурита[6] в серебряном ларчике. Вельможи получили коней, волов, придворные дамы — яркие ткани, свернутые наподобие подносов, на которых лежали нитки, смотанные в виде тыквы-горлянки.

В этот день был устроен пир, даже более пышный, чем всегда. Тут как раз во дворец приехал епископ Рюбэн. Государь тотчас пригласил его принять участие в пиршестве. В это время подали морского окуня.

— Дом Сидзё славится кулинарным искусством, — обращаясь к епископу, сказал государь, увидев рыбу. — Вы происходите из этого рода, покажите же нам, как нужно разделать рыбу!

Разумеется, Рюбэн наотрез отказался[7], но государь продолжал настаивать. Дайнагон Дзэнсёдзи принес кухонную доску, поварской нож, палочки и положил все это перед епископом.

— Вот видите… Теперь вам уже нельзя отказаться!… — сказал государь. Перед ним стояла налитая чарка, он ждал закуски. Делать нечего, пришлось епископу, как был, в монашеской рясе, взяться за нож, чтобы разделать рыбу — поистине необычное зрелище!

— Но только голову резать я никак не могу… Увольте! — сказал он, отрезав первый кусок.

— Ну вот еще! Режьте, режьте! — приказал государь, и епископ и в самом деле очень ловко разделал рыбу, после чего сразу же встал и ушел. Государь остался очень доволен и послал ему вдогонку подарок — чарку из лазурита в серебряном ларчике, которую только что получил от дайнагона Дзэнсёдзи.

Тем временем дайнагон Дзэнсёдзи сказал:

— И Хёбукё, дед госпожи Нидзё, и я, ее дядя, — родня с материнской стороны. Между тем, насколько я знаю, еще здравствует ее бабка по отцовской линии. Имеется как будто еще и тетка. На них что же — не будет налагаться взыскание?

— Справедливо сказано! — воскликнул государь. — Но обе эти женщины — не кровная родня Нидзё. Налагать на них наказание было бы, пожалуй, несколько чересчур!

— Отчего же? Нужно послать к ним Нидзё, и пусть она сама обо всем расскажет. Кроме того, ее с детских лет опекала ваша августейшая бабушка госпожа Китаяма, да и о покойной матери Нидзё госпожа Китаяма всегда заботилась… — продолжал настаивать дайнагон Дзэнсёдзи.

— Если требовать выкуп на таком основании, то, пожалуй, не столько с госпожи Китаямы, сколько с тебя… — сказал государь, обращаясь к дайнагону Санэканэ Сайондзи.

— С меня? Но я уж тут вовсе ни при чем!… — возразил тот, но государь отверг его доводы: «Отговорки здесь не помогут!» — и в конце концов дайнагону Сайондзи тоже пришлось платить выкуп за мой проступок.

Как обычно, он поднес государю одеяние и лодочку, вылепленную из ароматической смолы аквиларии, с фигуркой кормчего, сделанной из мускусных мешочков. Левый министр получил меч и вола, остальные вельможи — волов, дамы — разноцветную бумагу в золотых и серебряных блестках, с узорами, изображавшими струи воды.

Но дайнагон Дзэнсёдзи на этом не успокоился и сообщил монахине Кога, отцовой мачехе — так, мол, и так, мы все уплатили выкуп, хорошо бы вам тоже принять участие…

«Дело вот в чем, — прислала ответ монахиня. — Двух лет Нидзё потеряла мать; отец, дайнагон, жалел девочку, Души в ней не чаял и чуть ли не с пеленок отдал ребенка во дворец. Я была уверена, что она получит там образцовое воспитание, лучше, чем дома, среди нас, неразумных, и уж никак не думала, что она превратится в столь необузданную особу. Это упущение государя, который ее воспитывал. Не потому ли не научилась она отличать высших от низших, что ее слишком баловали, во всем потакали? Вот она и вообразила о себе невесть что! Я за это не в ответе. Позволю себе дерзость заметить, что если государь считает меня виновной, пусть соизволит прислать ко мне посланца непосредственно от своего высокого имени. В противном случае я не собираюсь иметь к этому делу ни малейшего отношения. Будь Масатада жив, он искупил бы вину дочери, поскольку безрассудно ее любил. Что же до меня, то я вовсе не чувствую особой жалости к Нидзё, и если бы, к примеру, государь приказал мне вообще порвать с ней всякую родственную связь, я была бы готова выполнить это его приказание так же послушно, как любое другое!»

Когда дайнагон Дзэнсёдзи привез это письмо во дворец и прочитал его государю, вельможи сказали:

— Госпожа монахиня не так уж не права… Она вполне резонно ссылается на обстановку, в которой Нидзё росла во дворце. Да, недаром сказано, что если человек взвалил на себя заботу о женщине, ему придется таскать это бремя на спине вплоть до Трех переправ в подземном мире!

— Но что ж получается? — сказал государь. — Выходит, я потерпел урон и мне же следует его возместить?

— Когда правители упрекают подданных, вполне естественно, что подданные пытаются оправдаться… — заявили вельможи. Тут все начали высказывать разные суждения по этому поводу, и в конце концов дело кончилось тем, что государю тоже пришлось вносить выкуп. По его поручению Цунэтоо вручил дары. Вельможи получили каждый по мечу, а женщины по набору косодэ. Все это было так забавно, что словами не описать!



[1] [49] . Словно белый конь…  — Образ заимствован из книги древнекитайского мыслителя Чжуэн-цзы: «Жизнь человека между небом и землей так же мимолетна, как белый жеребенок, промелькнувший мимо дверной щели…»

[2] [50] …словно волны речные…  — Образ заимствован из книги Камо-но Тёмэй «Записки из кельи» (1212 г.): «Струи уходящей реки… они непрерывны; но они — все не те же, не прежние воды». (Перевод Н. Н. Конрада. «Японская литература в образцах и очерках», Л., 1927).

[3] [51] …назначить наследником  принца Хирохито…  — Речь идет о сыне экс-императора Го-Фукакусы, будущем императоре Фусими (1265-1317, годы правления — 1288-1298).

[4] [52] Обычай «Ударов мешалкой».  — Считалось, что если в пятнадцатый день первого новогоднего месяца ударить женщину хворостинкой или деревянной лопаткой, которой размешивают рисовую кашу, она родит мальчика.

[5] [53] Госпожа Хигаси  — вторая супруга экс-императора Го-Фукакусы, также происходившая из семейства Фудзивара, мать принца Хирохито, будущего императора Фусими.

[6] [54] Лазурит  — камень, упоминаемый в буддийской литературе в числе семи драгоценных камней.

[7] [55] …наотрез отказался…—  Буддийская религия категорически запрещала не только убийство, но и употребление в пищу всех живых существ, в том числе, разумеется, и рыбы.

25.07.2022 в 20:27


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright Свободное копирование
Любое использование материалов данного сайта приветствуется. Наши источники - общедоступные ресурсы, а также семейные архивы авторов. Мы считаем, что эти сведения должны быть свободными для чтения и распространения без ограничений. Это честная история от очевидцев, которую надо знать, сохранять и передавать следующим поколениям.
© 2011-2025, Memuarist.com
Rechtliche Information
Bedingungen für die Verbreitung von Reklame