Но при всей любви к ГДР многое мне не нравилось, и чем дальше, тем больше, в особенности к концу ее существования. Однажды мне даже пришлось вступить в полемику на “чужой” территории — я напишу об этом в главке о Петере Вайсе. Но я никак не могу примириться с тем, что сейчас многие не хотят признавать ничего из того, что было создано в этот период, словно бы сорок лет жизни страны породили только отставание, Штази и всякое прочее зло.
Моя особая боль — то, что случилось с моими столь разными, даже чуждыми друг другу друзьями, как Герман Кант и Криста Вольф.
От Канта, многолетнего президента СП ГДР, один журналист в интервью, опубликованном в журнале “Шпигель”, требовал даже, чтобы тот покончил с собой. Как только его не клеймили, не изничтожали, забыв, сколь популярен он был и в Западной Германии, как его книги — “Актовый зал”, “Остановка в пути” и другие — мгновенно расхватывались, несмотря на десятикратные издания, которые выходили там ведь не по указке “сверху”. Удивительно только, как этот немолодой, нездоровый, потерпевший к тому же крах и в семейной жизни человек не сдался, продолжает работать, и даже его новые книги — неровные, нервные, полные попыток что-то доказать, оправдаться, уличить во лжи — не залеживаются на прилавках. Недавно отметили его 75-летие — можно сказать, достойно, даже известный своей злобностью, но остроумный, влиятельнейший критик Марсель Райх-Раницкий выступил довольно уважительно, без обычного хамства и ерничанья. Может быть, это положит начало переоценке несправедливо отвергнутых ценностей?.. В нашей же стране Кант был одним из самых популярных немецких писателей, часто приезжал к нам. Все его книги издавались, переводила его неизменно одна и та же переводчица — Инна Каринцева. Жаль, что новые его книги зациклены на внутригерманских переплетениях и писательских взаимоотношениях и были бы малопонятны нашим читателям.
Не могу понять, как можно было изгаляться над писательницей такого ранга, как Криста Вольф, которая, видит Бог, в ГДР не каталась как сыр в масле. Она в обеих Германиях слыла совестью своей страны, ее постоянно окружала боготворившая ее молодежь, которую она лелеяла и пестовала всеми доступными ей средствами. Стоило ей высказаться о том, что воссоединение Германии проведено чересчур поспешно и плохо продумано, как на нее обрушился настоящий шквал упреков, клеветы, грязи, обвинений даже… в сотрудничестве со Штази.
Еще в советское время у нас последовательно выходили все ее книги. За исключением главной — “Образы детства”. Помню, однажды один издательский работник у меня дома пытался уговорить ее согласиться на некоторые, и немалые, купюры, чтобы сделать роман “проходимым” у нас. Она сказала:
— Американцы тоже хотят, чтобы я кое-что убрала. Если я сложу ваши и американские пожелания и все вычеркну, что остается? Рыбий хребет?
Кстати, “Что остается” название повести, почти исповедального характера, которая послужила началом атаки. Незадолго до этого в телефонном разговоре я спросила, над чем она сейчас работает. Она ответила:
— Над одной историей под названием “Что остается”.
— А остается что?
— О да, все-таки, все-таки.
В то время я составляла сборник ее эссеистики в прекрасной серии издательства “Прогресс” “Художественная публицистика” (где до этого составила пухлые тома Макса Фриша и Генриха Бёлля) под названием “От первого лица”. Была уже готова верстка книги, когда разразился скандал с “Что остается”. Спасибо редактору Ларисе Григорьевой (Павловой), чьими стараниями была приостановлена работа, чтобы срочно перевести и включить в книгу и это повествование.
Несколько позже, когда я работала уже в “Знамени”, главный редактор, Григорий Яковлевич Бакланов, вернувшись из командировки в Америку, где слышал слова Гюнтера Грасса о Кристе Вольф как о “First Lady немецкой литературы”, спросил, есть ли у нее что-нибудь непереведенное.
— Да, конечно, можно сказать, ее главная книга — роман “Образы детства”.
— Почему?
Показала ему “трефные” места. Они Бакланова не смутили. Заказали перевод замечательной переводчице Нине Федоровой (которая потом опубликовала в нашем же журнале мировой бестселлер австрийца Кристофа Рансмайера “Последний мир”) и напечатали в четырех номерах, не опустив ни слова. Правда, времена уже были другие.
Не забыта у нас Криста Вольф и сейчас — вышел составленный мною том ее постгэдээровских романов “Кассандра”, “Медея”, “Летний этюд”. В первых двух, особенно в “Медее”, немецкая критика не без основания усматривала аналогию с двумя Германиями, личностные мотивы.
Свободное копирование
