Родные и близкие - 17

Мамины ученики и рассказали, какими папа и мама были учителями. Папа так и остался романтичным и возвышенным. Кто знает, какой учитель и вообще кто мог бы получиться из молодого увлечённого человека, не оборвись его жизнь так рано и так трагически: 1 августа 1955 года в возрасте неполных 30 лет он утонул в Донце. 30 лет ему бы исполнилось 10 сентября. Кстати, мой младший сын родился 14 сентября…

Папа был очень педантичным человеком. Иногда во мне просыпаются его черты, и я начинаю систематизировать все записи, что набираются за какой-то период работы. Но быстро остываю. А у него – это видно по сохранившимся книгам, фотографиям – всё было чётко расписано. Каждая книга – где, почему и кем приобретена. Каждая фотография – зачем, почему и кем сделана, кто на ней изображён. Быть может, это раздражало в обычной жизни, но сейчас даёт возможность проследить многие моменты его с мамой судьбы. Мне кажется, что некоторые черты младшего сына Алёши – от его деда…

Я совсем не помню папу – мне было два с половиной года, когда он погиб. А Коля, по-моему, запомнил только один момент: когда папа за что-то наказал его. Человеком он был, при всей «тихости», вполне требовательным и строгим.

Он утонул, когда был на отдыхе в санатории - прямо у окон Святогорского монастыря – на территории монастыря тогда располагался и санаторий. Он был фронтовик, инвалид второй группы, и у него не работала рука. Он купался, когда потерял дно, а коварный Донец сделал своё дело в одно мгновение. Я всю жизнь не могла простить вполне безвинного учителя, который был тогда вместе с папой – Георгия Лаврентьевича. Неосознанно я считала его виновником папиной смерти. Мне казалось, что это он позвал его купаться, зная, что рука у папы не работает. На самом деле мне ничего не известно о последнем дне нашего папы – взрослые при нас никогда это не обсуждали. Георгий Лаврентьевич всегда помнил о нас, приходил на какие-то праздники, но я не любила с ним разговаривать, что приписывали моему не очень общительному характеру. А причина была совсем в другом.

Через сорок три года, почти в тот же день, почти на том же месте, на излучине Донца, чуть не утонула я вместе с младшим сыном. Я теперь совершенно точно знаю, что чувствовал наш папа, когда в последние минуты, сквозь воду, видел солнце, к которому так и не смог выплыть…

Как это случилось? Алёша и дочка моей сотрудницы были в детском лагере, и мы поехали их проведать. Взяли детей и поехали на речку. Меня и сына стали уговаривать искупаться. Так не хотелось! Ну так не хотелось! Но день был жаркий, да и причины отказываться не было. И мы пошли в воду. Мы были метрах в двух-трёх возле берега, на мелком месте! И вдруг из-под ног ушло дно… Сразу – у двоих! Сыну было тогда лет двенадцать, крупный, большой мальчик. Ни он, ни я плавать не умеем. Всё произошло в считанные секунды, если не доли секунд. Мы оказались под водой. Я помню только, как старалась одной рукой вытолкнуть сына наверх, а другой пыталась выплыть. Мы то мелькали над водой, то погружались в воду. Я всё видела из-под воды. Барахтающегося Алёшу, солнце, которое светило сквозь зелёную толщу воды, урывками слышала голоса людей, которые купались. А выплыть не могла. Со стороны это, наверное, было похоже, что мы играем в воде. А мы тонули. Неладное заметил мой водитель – Александр Иванович Нагорный. Он размашистыми рывками быстро пересёк Донец (он был почти на другом берегу) и вытащил нас на берег. Берег был совсем-совсем рядом! Мы даже толком испугаться не успели! С тех пор я с опаской отношусь и к Донцу, и к Святогорью. Не для меня эти места. И ещё одно я тогда поняла, но, к сожалению, не всегда следую этому: надо прислушиваться к своим ощущениям и никогда не делать того, чего не хочется, не ехать, если душа протестует, не совершать поступок, если есть внутреннее противостояние. Судьба, чаще всего, предупреждает нас.

Я описала этот случай в газете, в своей «Колонке редактора». Мама сразу поняла, что это тонули не просто неизвестные люди, о которых я писала, а именно мы с Алёшей, но я не созналась.

Нас с Александром Ивановичем как сотрудников развели нехорошие  производственные обстоятельства, но я всегда буду благодарна ему за жизнь – мою и сына. Быть может, именно моя благодарность была услышана там, наверху, и поэтому жизнь самого Александра Ивановича наладилась – было и у него всякое…