Пномпень. Год Зеро Как это было - 1

Пномпень. Год Зеро Как это было

На дворе июнь 1980-го. Странная заминка с выдачей виз. Странная заминка с приобретением билетов. Лететь Федор и Павел должны были самолётом «Аэрофлота» до Ханоя. Потом из Ханоя самолётом «Вьетнамских авиалиний» до Пномпеня. Кроме вьетнамцев в аэропорту Почентонг могли садиться только «чартеры» гуманитарных миссий из Бангкока. В Кампучии продолжалась партизанская война.

Федор не понимал в чём дело. Почему такая задержка?

Объяснилось всё на месте в Пномпене, месяц спустя.

Им было негде жить!

Когда Федор с Павлом, наконец, попали в Пномпень, встречавший их "коллега", завбюро ТАСС Михаил Собашников (из "ближних"), отвёз телевизионщиков в одну из двух существующих в городе гостиниц, когда-то респектабельный отель "Монором", сплошь забитый ныне сотрудниками Красного Креста, ЮНИСЕФ и других ООНовских и международных благотворительных организаций, среди которых процентов 70 были профессиональными шпионами.

Таким образом новоселам, с трудом, как сказал Миша, достался провонявший застарелыми фекальными запахами из находившейся под нами во дворе-колодце служебной уборной, крошечный номер с широкой двуспальной кроватью под москитной сеткой и лениво месившим сорокаградусную жару потолочным вентилятором.

- Хорошенькие апартаменты, шеф, - сказал Пашка, бросая свое двухметровое тело на тревожно заскрипевшую под ним кампучийскую кровать. Он был здоровенный молодой детина, полный сил, энергии и желания спать в любое время дня и в любом месте. Ночью он засыпал поздно, как всякие совы и профессиональные фотографы.

Жить в этом номере было одно и тоже, что жить в сортире. В то время это словечко, брошенное нашим любимым президентом, и нынешним национальным лидером, ещё не было в ходу среди людей, считавших себя интеллигентной публикой.

На встрече с «временным поверенным» Юрием Казимировичем Шманевским («Чрезвычайный и Полномочный» Моторин находился в Союзе в заслуженном отпуске), к которому их отвёз на своём роскошном, как нам тогда казалось, "Мицубиси" корреспондент ТАСС из "дальних" Василий Старшинов, Федор со свойственной ему большевистской прямотой сказал исполняющему обязанности главы советской миссии в Пномпене, что может, пару дней они ещё и проживут в общественной уборной, однако, чуть позже, скорее всего, загнутся. В это время у Пашки случился приступ острой диареи, и суровому Юрию Казимировичу пришлось срочно затребовать дежурного коменданта Володю Витуса, дабы проводить оператора корпункта Гостелерадио СССР в НРК в посольский туалет.

Посольство СССР в НРК летом 80-го года временно размещалось в резиденции советского посла, симпатичной вилле в псевдовикторианском стиле, которая в свое время служила резиденцией австралийскому послу. Вселяться в помещения бывшего посольства СССР в Пномпене наши дипломаты не стали. Очевидно из суеверия.

Юрий Казимирович до начала своей дипломатической карьеры был моряком, ходил, как утверждала молва, на торговых судах по морям-океанам. Мужчина он был крупный и решительный.

- Мы предупреждали ваше руководство, что в Пномпене нет никакого жилья, но вас, парни, десантировали, а десант или выживает, одерживая победу, или гибнет. И рад бы вам помочь, но у нас персонал посольства не укомплектован по той же причине.

Юрий Казимирович откровенно лукавил. Посольские отхватили себе неплохое четырехэтажное здание напротив резиденции посла. Жили в квартирах с кондиционерами и прочими благами бытовой устроенности - холодильниками, электроплитами и т.д.

Когда Федор с Пашей Трубиным прибыли в Пномпень, город был ещё красив, но грязен как шлюха из деревенского борделя. Средь бела дня по задворкам между многоэтажками носились крысы, а ночью они и вовсе оккупировали просторные тротуары и широкие мостовые города.

И всё равно, даже изнасилованный мародёрами - хлынувшими сюда вьетнамцами из Сайгона и всякими «хуацяо» - город оставался удивительно красив. Проспекты были прямы и стремительны как стрелы Аполлона, а гостиница «Самаки» («Солидарность») бывшая «Руаяль», хранила очарование прозы Киплинга и Андре Мальро.

В остальном жизнь казалась кошмарной. Угнетала рутина пномненьской повседневности, с её изнуряющей жарой, отключениями электричества, писком разжиревших крыс на проезжей части роскошных когда-то и убогих ныне бульваров, вечной нехваткой денег. Установленный провьетнамским режимом курс обмена вновь обретенной валюты - риеля к доллару был катастрофически завышен в сотни раз, по сравнению с обесценившимися риелями лонноловского режима. Но разве объяснишь разницу забитым и запуганным крестьянам, которые просили по нынешнему курсу десять риелей или два с половиной доллара за несколько бананов. Перед приходом полпотовцев в Пномпень и упразднением денег эти самые десять риелей были просто фантиком, клочком бумаги... "Но это же ничто, месье. Вы понимаете это совсем ничто..." Седой, коротко стриженный интеллигент с хорошим французским. Учился в Сорбонне, как и некоторые люди из окружения Салот Сара, более известного под партийным псевдонимом Пол Пот. Теперь вот продаёт на одном из пномпеньских рынков - "ле марше маодзедун" - бананы. Федор протягивает ему доллар. "Нет, месье, нет... вы же знаете за валюту расстрел... мои дети, месье".

Первые дни пребывания на сцене этого театра абсурда показались вечностью дантового ада.

Спасение могло быть только в работе от рассвета до заката. Но для этого Федору нужно было вручить аккредитационные письма шефу отдела печати МИД НРК.