С детства в географию - 11

3.2. На геодезической практике

        Летом 1951 г. я дважды стал жертвой интриг своих друзей при распределении на практику – геодезическую в Подмосковье и общегеографическую вдали от Москвы. Для геодезии формировались бригады по пять человек, а нас в дружной семье с осени прошлого года было шестеро. Исключили меня, но увеличенной бригады избежать не удалось: число студентов на курсе было 5n + 1. Меня сделали бригадиром и поручили командовать пятью девушками. Радость моя по этому поводу оказалась, понятное дело, преждевременной…

        Нас, всех первокурсников, около 150 человек, привезли в Можайск на пригородном поезде, который вёл паровоз. От вокзала шли пешком 15 км единой колонной до Красновидово. Это бывший посёлок для пенсионеров-железнодорожников, устроенный до революции, около деревни Аксаново. Там стояли рядом два кирпичных здания – Дом отдыха МГУ и наша Географическая станция. Мы жили в армейских палатках, по 20 кроватей в каждой. Нашим мучением был ранний подъём. Применялись изощрённые способы побудки: кричали в мегафон мерзким голосом, вводили в палатку тарахтящий мотоцикл и даже лошадь. Образовалось Общество борьбы с подъёмом, во главе его не стоял, а лежал почётный президент Игорь Олейников.

        Как бригадир я получил под материальную ответственность разные инструменты и свалил их на траву под своей кроватью. Я решил воспользоваться теодолитом как телескопом и установил его на высоком берегу Москвы-реки смотреть на планету Венеру (теперь там низменный берег водохранилища). Тотчас же выстроилась очередь желающих. Я перепутал три верхних винта теодолита, которыми он выравнивается, с тремя нижними, которыми он прикрепляется к штативу. Теодолит упал на землю. Пришёл преподаватель Георгий Валентинович Господинов, постучал по винту камнем, что-то наладил. Моя репутация бригадира была подмочена ещё до начала работы.

         Нам выделили полигон в поле недалеко от деревни. Предстояло вычертить план своего участка на мензуле. Там главное было точно определить координаты. А уж саму топографическую карту в привычном для нас виде набело чертили в конце практики, в камералке.

        Девушки в моей бригаде собрались яркие. Одна из них, Нина Говорова, раньше танцевала в ансамбле Игоря Моисеева, но ушла из-за слабого сердца; она была склонна к полноте. Другая, Галя Постоленко, была на мой взгляд самой красивой девушкой на нашем курсе (и не выглядела одинокой – у неё среди однокурсников был признанный «друг»). Голубые глаза, золотые косы – чего же ещё? Её внешность и образ жизни послужили образцом для моего трактата «Идеальная девушка») (1972, 2015; есть в Интернете). Она горнолыжница, была доцентом нашего Геофака. Третья, Бэла Кириллова, мягкая, добрая, весёлая, уютная, всегда поднимала моё настроение. Её даже приставляли ко мне, чтобы стимулировать подготовку к какому-нибудь неприятному зачёту. Об остальных двух скажу позже.

       Оказавшись в поле, мои девушки первым делом разделись и стали загорать, а я смотрел в трубу, не идёт ли преподаватель. Когда он приближался, они облачались в платья и сарафаны. Девушки загорали в двухчастных купальниках, которые уже были нормой в СССР, но ещё запрещены в католической Южной Европе. Рассказывают, что на пляже в Испании, то ли к Софи Лорен, то ли к Брижит Бардо подошёл полицейский:

        – Мадам! В нашей стране не принято носить купальники, состоящие из двух частей.

        – Какую же часть вы предлагаете мне снять?

        Вместе с тем, в Советском Союзе по части одежды хватало своей дикости. Мужчинам нельзя было ходить в шортах даже в курортных районах около пляжей, таких сразу хватали и вели в милицию. Голые мужские ноги считались более неприличными, чем женские. В общественных местах (на улице, в метро) преследовали стиляг – тех, у кого брюки были уже 24 см. Потом боролись с мини-юбками у женщин. Мою однокурсницу Лену Маркову уже в новом здании МГУ, в 1953 или 1954 г., ругали за то, что она явилась на занятия в брюках (правда, мужских, с ширинкой спереди, потому что женских у неё ещё не было). За ношение обручального кольца при Сталине могли исключить из комсомола, а при Хрущёве обручальные кольца навязывались всем молодожёнам независимо от вероисповедания, которое, впрочем, даже не мыслилось, ибо все считались и притворялись атеистами.

        В отношении женских тел я был крайним мордистом, а не фигуристом (по терминолексике Д. Ландау). Я смотрел только на лица и не обращал внимания на телосложение. Меня до одиннадцатилетнего возраста, когда мы жили вне Москвы, водили с мамой на женский пляж и в женскую баню, так что на голых баб я вдоволь насмотрелся в детстве, но стройных девушек среди них я не замечал или не запомнил. Я совершенно не разбирался в девичьих фигурах, вплоть до 1966 г., когда у меня самого впервые появилась подруга с красивым телом (но с лицом, оставлявшим желать лучшего).

        Я был не опытен в сексе и страдал от этого. Я никогда не имел дела с женщинами старше себя, мне не от кого было набраться опыта. Я то и дело влюблялся в девушек, совершенно мне не доступных и даже относившихся ко мне с антипатией. Тем временем некоторые девицы присматривались ко мне, потому что над ними по обычаю довлела необходимость искать себе мужа. С этой целью они позволяли себя ласкать, но главное обещали только после свадьбы. Я был девственником до 26 лет, а первая женщина, которую без натяжки можно назвать моей любовницей, встретилась, когда мне было уже 34 года!

        Лишь во второй половине жизни я в каком-то смысле наверстал упущенное и, став донжуаном поневоле, превзошёл большинство своих ровесников, но не по качеству, а по количеству. У меня, с точки зрения обывателей, вообще никогда не было нормальной личной и семейной жизни, не было настоящей взаимной любви до самого последнего времени. Возможно, отсюда проистекают мои достижения в науке – они были грандиозной сублимацией либидо.

        Моя идиллия среди девушек на геодезической практике продолжалась недолго. Я видимо раздражал их тем, что не был похож на нормального мужчину (юношу, парня). Я оказался негодным командиром, а то, что я говорил, их возмущало.

        – Бааариис! Ты становишься просто невынааасиимым! – блеяла Беба Давыдова.

        Наташа Сивохо, самая некрасивая и тощая, вообразила, что я в неё влюбился. Она требовала, чтобы я не смотрел на неё даже в трубу. Но это могло быть производственной необходимостью, если я стоял с нивелиром, а она с рейкой.

        Скандал разбирали на комсомольском собрании. Я должен был оправдываться и уверять, что Наташу я не люблю, что такое предположение – гнусная клевета, но мне, разумеется, никто не верил. Не мог же я вслух сказать правду: на самом деле я неравно дышу к Лене Марковой, а Наташа Сивохо мне не симпатична.

        На собрании кричали «дети» (вчерашние школьники), а «взрослые» (бывшие фронтовики) благоразумно помалкивали. Им, членам партии, положено было участвовать в этом балагане. Но народ принял мудрое решение. Дабы я не пересекался с Наташей, бригаду разделили на две группы, по три человека, которые работали по полдня.

        Фактически отстранив меня от руководства, девушки взяли инициативу в свои руки. Они нарисовали топографическую карту и зачёт (коллективный) сдали без меня.  Я же с тех пор никогда не пытался стать каким бы то ни было начальником.

        Наташа Сивохо, как и её подруга Галя Пстоленко, сделалась геоморфологом. Наташа  не ходила замуж, ненавидела секс и осталась девственницей. Она всегда относилась ко мне  плохо. Она каждую неделю ходила в театр, до самой своей кончины в 2020 г.