На следующее утро с американского берега на наш радостно перебегает начальник иммиграционного пункта. Он тоже часто хаживал к нам помогать коротать долгое время.
«Визы получены!»
И через какой-нибудь час мы мчимся по обетованной земле Соединенных Штатов, пересекая штат Техас.
… Маленький француз в котелке пришел мне помочь.
{184} И он туда же!
«Не брезгуйте… Пройдемте ко мне. Я живу в двух шагах от вас».
Необыкновенно грязная квартира средней руки буржуа.
С той особой грязью, которую французы называют выразительным словом «crasse». Это слово во мне всегда вызывает ощущение жирной копоти, и жирной копоти здесь действительно сколько угодно!
В «салоне» — овальный стол, покрытый почему-то зеленым сукном.
Салон — одновременно и кабинет хозяина.
Вероятно, одновременно и бывшая редакция бывшего журнала.
На зеленом сукне — белая с золотом чернильница.
Удивительно измазанная. Тут же маленькие чашки горячего расплесканного кофе.
И теряющиеся в темноте стульчики — поломанные золоченые «луисезики».
На стульях — два зловещих грузных субъекта в темных костюмах.
Есть еще неряшливого вида дама — жена.
Но она не сидит на месте, и на нее никак не навести фокуса.
Это тоже своего рода военный совет.
Мой толстенький друг оказывается не более не менее как секретарем организации «Des anciens combattants» — нечто вроде союза ветеранов, тоже бывших военных, но не получивших ранений.
Организация весьма благонадежная, сиречь — густо реакционная.
Да еще первого аррондисмана (район Центрального рынка), уже вовсе реакционного гнезда.
Это не мешает ему быть горячим и, как доказывают его дела, бескорыстно искренним другом нашего кино.
Он решает рискнуть своим добрым именем и репутацией и потеребить кое-какие и свои связишки с префектурой.
Две темные фигуры на золоченых стульчиках с энтузиазмом помогут чем могут — со своей стороны.
Они — два брата-венгерца.
На углу бульвара Распай имеется крошечный, в одну маленькую витринку, магазин японских древностей.
{185} Я часто прохожу мимо этой лавочки.
Лавочку содержит какой-то чрезмерно аккуратно одетый Ямагуци-сан или что-то в этом роде.
«Сан» — само означает «господин», так что к имени незачем приставлять еще «мосье».
Это бы звучало так же глупо, как манера парижских белогвардейцев говорить: «Буа де Булонский лес», тогда как «буа» уже значит «лес» и совершенно достаточно говорить «Буа де Булонь».
<Маленький магазин холоден и чист, как келья.
На окне несколько резных камушков, которые пишутся «нетцуке», а читаются — «нетцке».
Немного слоновой кости.
Внутри — две‑три бронзовые вазы «клуазоннэ».
Я не люблю эту разновидность японского прикладного искусства, где разного оттенка эмали заливаются в отдельные келейки, разобщенные друг от друга тонкими бронзовыми переборками.
Свободное копирование
