И вот я на Ке д’Орсе.
Господин Маркс (sic!) тоже очень мил, но вовсе растерян.
Он совсем ничего не может.
И его доброе растерянное лицо из-под седых щетиною волос с {174} глазками навыкат чем-то очень похоже на негритянских божков из музея Трокадеро.
Успешнее миссия мэтра Филиппа Ламура.
В крошечной комнатке со скошенным потолком в редакционном корпусе «N. R. F.» знакомлюсь с Мальро. Он еще совсем молод.
Но прядь волос уже тогда неизменно спадает у него поперек лица, как и много лет спустя, когда мы с ним будем шагать по тротуарам Москвы.
Где-то около «Националя» он будет хвастать своей действительно феноменальной памятью.
Он помнит наизусть… всего Достоевского.
«Хотите? Я процитирую на память любое место из любого романа!»
Он останавливается против булочной и садит начало главы из печальной истории князя Мышкина (кажется, из письма Ипполита), затем отрывок из «Братьев Карамазовых», на словах Раскольникова я беру его под руку и веду к гостинице.
Но он опять останавливается.
«А хотите, я вам точно напомню, о чем мы говорили, идя из редакции “N. R. F.”?»
Куда? Конечно, в кафе.
Все свидания этих лихорадочных дней начинаются с кафе, протекают в кафе или заканчиваются в кафе, если это не загородные рестораны или бистро.
Разговор шел о Лоуренсе — авторе «Любовника леди Чаттерлей».
Мальро пишет предисловие к французскому переводу.
Меня интересует английский подлинник, как известно, запрещенный в Америке и Англии. Читать я его буду несколько месяцев спустя, отдыхая от парижских треволнений на палубе парохода «Европа», переплывая Атлантический океан в Америку.
«Европа» — пароход немецкий — «экстерриториальная твердь», не подчиненная законам Франции, Англии и Америки.
И первое, что нам предлагается приобрести, конечно, — «Любовник леди Чаттерлей», если не считать равно запретного для англосаксонских стран «Улисса» Джойса.
«Улисса» я знаю и люблю давно.